Настасья Бакст - Запретное влечение

Доспехи Септимуса Секста так сильно сверкали на солнце, что Юлии пришлось прикрыть глаза. Нынче ей привиделся какой-то ужасный сон, который она никак не могла вспомнить, но и отделаться от ощущения кошмара не получалось. Только сейчас, Юлия о нем забыла, когда увидела Септимуса, приветствующего ее отца. Сегодня один из самых знатных патрициев сделает ее семье официальное брачное предложение и назначит день свадьбы. Септимус Секст не только богат и влиятелен, он и красив. С его исполинским ростом и могучим сложением, могли сравниться разве что немногие гладиаторы-германцы, но ни у кого в Риме, да и во всей империи, не было такого пронзительного, цепкого взгляда серых блестящих глаз. Острый орлиный нос и тонкие губы делали Септимуса Секста похожим на хищного зверя, готового к атаке. Никто не умеет произносить таких жарких речей в Сенате и на Форуме, зажигать сердца легионеров и успокаивать плебс, быть ловким политиком и непревзойденным покорителем женщин. Юлия дрожала от одной мысли, что этот человек будет ее мужем, что всего через месяц в Риме не останется ни одной женщины, которая не сгорала бы от зависти к ней.

Впрочем, было одно обстоятельство, доставлявшее всей семье невесты сильнейшее беспокойство. Ее мать, Клодия Прима, ожесточенно сопротивлялась браку, вплоть до того, что грозила Квинту, отцу Юлии, разводом. Клодия ссылалась на некое пророчество, согласно которому в случае брака ее дочери с одним из Секстов, оба рода подвергнутся страшнейшим несчастьям. Квинту такого объяснения показалось недостаточно, и он принял предложение Септимуса, тем более что сама Юлия была влюблена в своего жениха безоглядно, несмотря на всю их разницу в возрасте. Септимус Секст был в два раза старше своей избранницы.

— Юлия! — вдруг раздался крик за спиной девушки, зачарованно наблюдавшей за своим возлюбленным.

Она обернулась и к ужасу своему увидела, что ее кормилица, рабыня-гречанка Лито, вскормившая ее и ухаживавшая за ней от рождения и до сегодняшнего дня, стоит, прислонившись к колонне, схватившись обеими руками за торчащий в ее груди кинжал.

Девушка пронзительно закричала, затем бросилась к Лито и успела услышать несколько слов, прежде чем та умерла.

— Он не… Не твой… — рабыня упала на каменные плиты, лицом вверх.

Юлия замерла в нескольких метрах от убитой и не могла оторвать глаз от кинжала, на рукоятке которого красовалась резная литера «К», знак, которым были отмечены все вещи ее матери! Нога в золоченой сандалии безжалостно наступила гречанке на шею, не дав произнести больше ни звука. Юлия подняла взгляд и встретилась с бесстрастным лицом Клодии Примы.

— Я поймала ее на воровстве, — спокойно сказала мать и, выдернув свой кинжал из груди Лито, спокойно удалилась, словно ничего особенного не произошло.

Юлия не могла пошевелиться. Она словно окаменела, не могла оторвать взора от кровавого пятна, расплывающегося на белой тунике Лито. Лицо убитой гречанки сохранило то странное выражение, с которым она окрикнула Юлию. Тревога, страх, забота — именно таким бывало лицо гречанки, когда она кричала на маленькую госпожу, стараясь уберечь девочку от какой-нибудь опасности. Лито хотела о чем-то предупредить! О чем-то сказать. Юлия посмотрела в сторону длинного темного коридора, куда ушла мать. Девушка схватилась рукой за колонну, и почувствовала, что холодный мрамор в состоянии согреть ее дрожащую ладонь. Юлия осторожно присела, двигаясь, будто во сне, затем встала на четвереньки и подползла к убитой рабыне.

— Это не правда, — прошептала Юлия и вытянула вперед руку, дотронувшись до теплого тела, она неловко села на бедро и вдруг, неожиданно для самой себя, издала дикий, нечеловеческий крик. Потом закрыла голову руками, словно защищаясь от ударов, и беззвучно зарыдала, дрожа всем телом.

Отец и Септимус, выбежав на террасу вместе с охраной, увидели девушку, сидящую рядом с телом Лито, раскачивающуюся из стороны в сторону. Юлия смотрела перед собой стеклянными глазами.

— Кто это сделал?!

Квинт не мог поверить своим глазам. Лито была как член семьи. Несмотря на то, что ее купили на невольничьем рынке в Александрии, гречанка умела читать и писать на нескольких языках, слагала стихи, играла на музыкальных инструментах и была превосходной гимнасткой. Она воспитывала Юлию все эти годы, став для девушки настоящей матерью. Клодия Прима изредка появлялась у дочери, и больше заботилась о том, чтобы Юлия ее боялась и уважала, чем о чувствах собственного ребенка. Однако, несмотря на это дочь все равно относилась к матери с трогательной и болезненной нежностью, изо всех сил стараясь заслужить ее любовь.