Ширли Басби: Шепчи мне о любви

— Джако, если оставаться в Англии опасно, почему бы нам не удрать в Америку?

Услышав ее слова, Джако и Бен подняли головы, и, впервые за многие дни в голубых глазах Джако появился проблеск надежды.

— Ей-богу! Почему мне это не пришло в голову! Мы могли бы все оставить… даже изменить имена и начать совсем новую жизнь.

Такой поворот взволновал Бена не меньше, чем Джако, но он был более осторожен, чем старший брат.

— Сесть на корабль так, чтобы об этом не узнал главарь, чертовски трудно.

— И нам придется оставить все мамины вещи — если мы попытаемся что-нибудь унести отсюда, главарь сразу об этом пронюхает, — добавила Пип, хмуря брови.

— Мать точно не захотела бы, чтоб мы рисковали жизнью ради всей этой бутафории — ковра да умывальника из мрамора, — высказался Джако. — Несколько безделушек можно положить в карманы, а ехать придется в чем есть — с золотом, спрятанным в башмаках.

Все трое кивнули, сохраняя серьезное выражение лиц. Каждый понимал без дальнейших слов, что дело решено.

С горящими от восторга глазами Пип нетерпеливо наклонилась вперед:

— Как скоро мы отчалим?

Проведя рукой по своей щетине, Джако сказал медленно:

— Сперва надо выяснить, когда отплывает следующий корабль… Потом сесть так, чтобы главарь ничего не заподозрил… — Он бросил вопросительный взгляд на своих собеседников. — Если мы попадемся… нам конец. Вы это знаете не хуже меня. Главарь постарается отправить нас либо на тот свет, либо в Ньюгейт.

— Да, знаем, — сказала Пип твердо, — но лучше на тот свет, чем остаться в его лапах.

Джако внимательно на нее посмотрел. В его голосе звучала угроза, когда он спросил:

— Он не приставал к тебе, а? — Прежде чем Пип успела ответить, брат протянул руку через обшарпанный стол и мягко дотронулся до нее. — Я скорее убью его, Пип, чем позволю тебе оказаться в его борделе.

— Да, — подхватил Бен. — Мы боялись за тебя с того самого дня, как умерла мать, но ты ни о чем не тревожься. Мы с Джако разберемся с ним, если он вздумает настаивать, чтоб ты пошла на панель.

Охрипшим от волнения голосом Пип проговорила:

— Я не думала, что вы…

— Знаем, что он задумал с тобой сделать? — угрюмо договорил Джако. — Сестренка, если ты одеваешься как мальчишка, это не значит, что мы хоть на миг забыли, кто ты.

— Мамочка нам давно все объяснила, — тихо подхватил Бен. — Мы всегда присматривали за тобой.

— И пусть никто не суется к тебе. Иначе… Главарю конец, пусть нас заставят потом болтаться в петле, — сурово проговорил Джако.

Пип улыбнулась братьям благодарной, полной нежности улыбкой.

— Итак, видите, все решено! Нам остается только отплыть в Америку. Прямо сейчас!

— Ничего, как-нибудь выпутаемся, — пообещал Джако. Пип озорно улыбнулась ему:

— Еще бы! А сейчас будем довольствоваться тем, что облегчим карманы простаков, пока они глазеют на борцов.

Бен хотел сказать в ответ что-нибудь смешное, но в этот момент в дверь громко постучали. Мгновенно веселость пропала, Фаулеры потянулись к ножам, которые всегда носили при себе. Джако неслышными шагами приблизился к двери.

— Кто там? — громко спросил он.

— А как ты думаешь? — с другой стороны двери раздался вкрадчивый голос с еле слышным оттенком раздражения.

Этот голос мог принадлежать лишь одному человеку в Джайлсе, и все трое застыли на месте.

— Главарь! — тревожно зашептала Пип. — Что ему надо? У нас свои планы на сегодня.

Джако пожал плечами и открыл дверь.

Это действительно был главарь. Не сказав более ни слова, он вошел, с одного взгляда заметив враждебность в позе Пип и ее братьев. Небрежная улыбка скользнула по его тонким губам, и он пожал плечами.

Сегодня, как всегда, он был во всем черном. В руках он держал длинную черную трость с серебряным набалдашником, внутри которой, Пип знала, скрывалось длинное тонкое лезвие. Его единственный глаз излучал мрак, на втором чернела шелковая повязка, усугубляя всю эту темноту.

Главарь взял стул Джейн, уселся и лениво бросил:

— Ожидали еще кого-нибудь, мои дорогие? Бен пожал плечами:

— Мы живем посреди опасностей, откуда нам было знать, что это всего лишь вы?

— Всего лишь я! Знаешь, мне кажется, что ты меня почти оскорбил, — заметил главарь, играя своей длинной черной тростью.

Привыкшие к его манерам, Фаулеры не испугались; Джако и Пип сели рядом за стол. Наступила неловкая тишина, а черный глаз между тем скользил по трем юным окаменевшим лицам.

— Гм, я вижу, Джако уже сообщил вам о моих намерениях, — наконец вымолвил главарь. — И что вы так же рады, как ваш брат.