Роберта Джеллис: Нежный плен

— Любимая! — прошептал Джеффри. — Я тебя чем-нибудь обидел?

— Нет, — вздохнула Джоанна. — Нет…

С Джеффри все в порядке: он видит ее! Истинная страсть, а не простая потребность плоти мгновенно овладела Джоанной.

— Что я сделал не так? Чего именно ты не выносишь?

— Потом… Я расскажу тебе позже… А сейчас люби меня… Люби меня!

Джеффри последовал совету Иэна: посвятил любви больше времени, чем несколько минут. Он заставлял Джоанну стонать от наслаждения, а затем снова замирать в трепетном ожидании, каждый раз все сильнее и сильнее возбуждая ее, пока она наконец не закричала, как когда-то во Франции: «Быстрее! Быстрее! Пожалуйста!» Они одновременно подошли к окончанию, из их уст рвались стоны, но похожие на песнь наслаждения. Так они и уснули в объятиях друг друга, перевернувшись на бок, чтобы Джеффри не задавил своей тяжестью Джоанну.

Утром последние сомнения Джоанны улетучились. Она так и проснулась в объятиях мужа. Он уже не спал, рассматривая ее с серьезным вниманием любящего человека, чуть откинув голову, чтобы лучше видеть лицо Джоанны.

— Бедненький Джеффри! — пробормотала она. — У тебя, должно быть, все затекло, коль ты держал меня так всю ночь.

Джеффри ничего не ответил на это, лишь слегка улыбнулся, чтобы показать, что слышит ее.

— Так чего ты не выносишь? — спросил он.

Джоанна надеялась, что Джеффри уже забыл об этом. Но, решила она, лучше сказать правду, чем позволить ему уехать в неведении.

— Я думала, что ты… не знаю, как это назвать… оказывал мне услугу, чтобы утолить мою страсть, хотя сам не хотел… сам ненавидел меня все эти месяцы…

— Ненавидел?! Тебя?! — Джеффри пришел в ужас. — Ты — моя жизнь! Дыхание моего тела! Бог свидетель: если бы не ты, я бросился бы на первый же меч, обнаженный против меня!

— Может быть, это и правда, но в таком случае ты ненавидел меня за то, что я связываю тебя с жизнью.

— Только не тебя… никогда! Я предвидел лишь бесконечные годы страха и боли, а потом… Я знаю, что бывает с женщинами, даже если они и знатные леди, когда их захватывает неприятель. Я не смел заговорить об этом, утешая себя мыслью, что, если мы проиграем, я убью тебя сам. Я скрывал от тебя это и не видел, что приношу тебе своим молчанием лишь горе. Любимая, прости меня!

— Любовь прощает все, ибо она не знает гнева. Ответь мне только на один вопрос. Если то, что ты говоришь, правда, почему же ты тогда вел себя так… так равнодушно в постели?

— Равнодушно?! — Джеффри, смутившись, покраснел, а затем рассмеялся. — О Боже! Идиотизм какой-то! Я знал это, и все же ничего не мог с собой поделать. Я не хотел, чтобы ты подарила этому миру ребенка. Я видел, какие ужасы ждут нас, если бы мы вообще выжили, — бегство, тюрьма, голод. Ребенок просто не выдержал бы их. Я был готов не делить с тобой постель, но… но, Джоанна, я не был равнодушен!

Джоанна радостно рассмеялась. Теперь, когда она услышала исповедь Джеффри, ей стало ясно, как она заблуждалась. Джеффри всегда оставался Джеффри — чрезмерно обеспокоенным, уверенным, что сам должен принять на свои плечи груз всех проблем. Джоанна ощутила удивительную легкость. Если бы муж не прижимал ее к себе, она воспарила бы над кроватью.

— Исполнишь одну мою просьбу?

— Сделаю все, что ты попросишь. — Лицо Джеффри сразу же стало серьезным. — Я имею в виду, если только не…

— Вот и не знаешь! — перебила его Джоанна с мягкой улыбкой. — Если я дыхание твоего тела, если я — твоя жизнь, мне известно, однако, где заканчивается мое влияние на тебя. Я не стану умолять тебя остаться со мной. Матушка сказала мне когда-то одну истину: если любишь мужчину, не заставляй его кривить душой. Я лишь хотела спросить у тебя, Джеффри, не сыграешь ли ты и не споешь ли для меня еще раз? Ты так давно этого не делал.

— Сегодня же! — обрадовался Джеффри. — Как только…

Время радости течет быстро. Сегодня они расстанутся. Надолго ли? Одному лишь Богу известно. Остается их любовь, уверенность друг в друге, а время радости еще придет!

Они встали, оделись, отстояли мессу, позавтракали и поднялись к Иэну, чтобы узнать, хорошо ли он себя чувствует и может ли отдать Джеффри распоряжения насчет своих людей.

Иэн до некоторой степени уже окреп, хотя еще тяжело дышал. Он рассказал о своих людях все, что считал необходимым, а Элинор вручила Джеффри письмо. Она написала его сама, а Иэн нашел в себе силы лишь подписать послание и скрепить печатью. Он переводил глаза с одного любимого им лица на другое. Печаль расставания уже омрачала их лица.