Сьюзен Виггз - Огненный рай

— Замечательно, — мрачно произнес он. — Кавалерия появилась.

Кавалерийский отряд проскакал мимо них в совершенно хаотичном порядке, некоторые всадники даже останавливались, позволяя лошадям пощипать траву. Один из мужчин пустил лошадь галопом и прокричал имя Эштона. Из-под промокшей бинтовой повязки на него взглянули знакомые орехово-золотистые глаза. Эштона пронзила такая острая боль, что перехватило дыхание, — в широкой улыбке брата-близнеца мелькнул перед ним образ Бетани. Гарри еще ничего не знал о сестре.

— Капитан Тарновер убит снайперами. Его заместитель приказал нам укрыться в лесу. — Гарри ударил кулаком о ладонь. — Черт возьми, мы намерены захватить пушку, но никто из нас ничего в этом не смыслит. — И он поскакал догонять своих. Весь этот плохо организованный отряд, похоже, не был обучен ловить даже белок в лесу, не говоря уже о нападении на хорошо подготовленных и вооруженных солдат.

Выругавшись, Эштон снова принялся изучать поле сражения. На правом фланге появился новый английский отряд под командой офицера, гарцующего на черном как ночь жеребце.

— О Боже, — прошептал Эштон. — Корсар.

Тэннер натягивал поводья — жеребец беспокойно танцевал.

— Дурак, — пробормотал Эштон. — Корсара не готовили для участия в бою, он умеет лишь повиноваться, обученный мною.

— Пошли отсюда, — устало произнес Финли. — Не хочу оставаться и наблюдать все это. Мы вернемся и поможем раненым, когда сражение закончится. Ферма моего брата в трех милях к югу отсюда. — Он начал спускаться с холма, затем остановился и оглянулся. — Ты идешь, Эштон?

Тот покачал головой.

— Остаюсь, Финли. Хочу помочь нашим отбить у англичан пушку.

Финли развел руками.

— Отбить пушку? Боже мой, Эштон, ты же давал клятву, что никогда больше не поднимешь оружие против другого человека.

— Это было… когда дорожил жизнью.

— А как же сын?

— Таким я ему не нужен, Гарри вырастит мальчика.

— Боже мой, Эштон, тебя разорвут на куски. — Финли со страхом взглянул на английских солдат, образовавших стену из штыков вокруг пушки. Затем снова обратился к другу: — Тебе хотя бы понятно это? Вижу, понимаешь, но тебе все безразлично.

— Да, — честно ответил Эштон. — Легко быть храбрым, когда не осталось ничего, ради чего стоило бы жить.

— У тебя нет даже лошади, — мрачно заметил Финли. На губах Эштона заиграла призрачная безрадостная улыбка.

— Есть. — Повернувшись, он приложил пальцы к губам и издал тонкий свист.

Корсар резко остановился, поднял передние копыта в воздух, одновременно дернув назад головой, — Эштону так и не удалось отучить коня от этих трюков. Тэннер, потеряв равновесие, выпустил поводья из рук и упал на землю. Эштон почувствовал мрачное удовлетворение, когда Корсар, освободившись от седока, скакал галопом к нему.

Бетани наслаждалась крепким чаем из цикория, стараясь не свалиться со стула от усталости. Не хватало даже сил рассказывать о своих испытаниях на «Лангедоке»: все ее чувства были обострены и не хотелось бередить еще свежие раны. Продолжая отливать пули из расплавленного свинца, Абигайль рассказывала, как вышла замуж за Финли, о радости ожидания будущего ребенка; даже грохот отдаленной канонады, казалось, не беспокоил ее.

Наблюдая, как маленькие ручки ловко отливают пули, Бетани поняла, как сильно изменилась Абигайль — от обедневшей благородной женщины до жены фермера и будущей матери.

— Я и представления не имела, что королевской армии не хватает пуль.

Абигайль удивленно заморгала:

— Бетани, дорогая, эти пули для американцев. — Взяв большой складной нож, она стала подрезать вертикальный литник на новых пулях.

— Но вы же тори!

— Нет, американка, — улыбнулась Абигайль. — И если ты хорошо подумаешь, Бетани, то тоже согласишься, что и ты — американка. Возможно, это началось задолго до нас в умах и сердцах самых первых поселенцев. В этом мятеже не англичане выступили против англичан, а совершенно новая нация — эти люди никогда не считали себя англичанами.

Образы знакомых ей людей возникли в мозгу Бетани: Финли, обыкновенный печатник, превратившийся в горячего патриота; толпы людей, марширующих по улицам Ньюпорта и требующих равных прав; Гуди Хаас, ткущая льняную ткань и отказывающаяся продавать ее англичанам; бедная женщина, убегающая с детьми в лес и готовая убить лошадь, чтобы та не досталась врагу.

Ее беспорядочные мысли вернулись к Эштону. Вспомнила, как он весь светился от гордости, поднимая малыша, чтобы тот слышал, когда зачитывалась «Декларация о независимости», а потом выполнял такие опасные поручения, что даже Комитет спасения умолял его остановиться, — и ее муж тоже не считает себя англичанином.