Барбара Картленд: Мой ангел-хранитель

Неделю спустя Наполеон достиг Франции.

Жан-Пьер, подобно огромному количеству людей, служивших под началом императора, утратил иллюзии, но не могло быть и речи о том, чтобы уйти в отставку или сбежать.

Они были в плену.

Не у русских, а у своего патриотизма и верности императору.

Жан-Пьер, как и остальные офицеры, дал себе немного времени, чтобы оправиться после отступления из Москвы. Он пришел в глубокое смятение, когда спустя три года понял, что вынужден будет сражаться с англичанами в Бельгии.

На тот момент молодой человек по большей части отдыхал, за редким исключением.

Из беседы с одним старшим офицером Жан-Пьер сделал вывод, что битва, предстоящая им на сей раз, будет не похожа на те, в которых им приходилось участвовать. Ему не хотелось воевать с англичанами. Они так много для него значили в детстве!

Во время долгого отступления из Москвы, невыносимо страдая от холода и голода, он часто представлял, будто оказался в Лондоне…

…Он снова играл с друзьями в школе, в которой учился; и Англия казалась ему прекрасной и дружелюбной страной, местом, где он был бесконечно счастлив.

Как стало возможно, что теперь его заставят, быть может, даже убивать тех самых мальчиков, с которыми он играл в крикет?! Это казалось невероятным, но ему, безусловно, не удастся этого избежать.

А потому, как говаривала его английская няня, придется «улыбаться и терпеть»!

Погода точно так же, как в России, сделала солдат обеих армий мокрыми и жалкими к тому времени, как они встретились милях в пятнадцати от Брюсселя.

В полуденные часы армию Наполеона, отступавшую с первоначальных позиций, все больше и больше задерживал проливной дождь с грозой.

— Такое впечатление, — сказал Жан-Пьеру один офицер, — будто воду льют с небес бочками.

Обе армии провели неуютную ночь под почти непрерывным дождем со вспышками молний и резкими порывами ветра. Люди промокли до нитки. Дрожа от холода, солдаты лежали на земле, покрытой влажной соломой.

Рассвет был холодным и безрадостным: все были с головы до ног перепачканы грязью. Не сразу удалось разжечь костры и приготовить еду.

Наполеон, как всегда, был абсолютно уверен, что выиграет битву. Он понимал, что из огромного числа солдат английской армии лишь немногих можно причислить к «бойцам высокого класса». Бонапарт считал, что его люди, обладающие богатым военным опытом, легко одержат победу.

Когда он ехал перед строем среди криков « Vive L'Empereur! » [9] Да здравствует император! (фр.) , казалось, что отступление из Москвы было давно забыто. Наполеон был совершенно уверен, что его старая императорская гвардия так сильна, что не может не быть победоносной.

Жан-Пьер прекрасно понимал, что ни Наполеон, ни его люди не сомневались в своей способности уничтожить армию Веллингтона.

Они достигнут Брюсселя до наступления темноты.

Жан-Пьер наслаждался триумфом победы, одержанной два дня назад над пруссами при Линьи, и не могло быть никаких сомнений, что сейчас они делают первые шаги к новой славе.

Наполеон с уверенностью сказал своим офицерам, в том числе Жан-Пьеру, что иностранные вспомогательные войска Веллингтона обратятся в бегство в самом начале сражения, а «красные мундиры» [10] Прозвище английских солдат, связанное с цветом военной формы. сломит шок массированного обстрела.

— Я буду молотить их артиллерией, — объявил он, — наседать на них кавалерией и заставлю их обнаружить себя. А когда буду точно знать, где англичане, пойду прямо на них со всей своей гвардией.

Жан-Пьер считал, что артиллерийский обстрел из восьмидесяти орудий, начавшийся в час дня, не обманул ожиданий. Из общего числа пушек двадцать четыре были мощными двенадцатифунтовыми «Наполеонами» с радиусом поражения две тысячи ярдов.

Битва была ожесточенной.

Днем французские артиллеристы снова заняли свои позиции на центральных рубежах и возобновили обстрел. Такой мощности огня не могли припомнить даже самые бывалые ветераны.

«Мы побеждаем!» — подумал Жан-Пьер, направляя людей в атаку.

Они размахивали оружием и кричали: « Vive L'Empereur! »

Потери лошадей были ужасающими. Несчастные создания сотнями лежали на земле мертвыми или умирающими.

Всадники, многие из которых были ранены, падали в грязь. В течение двух часов французских кавалеристов пять раз выбивали с позиции.

Пять раз они собирались с силами в поле и возвращались. Никто не мог усомниться в их отваге, но орудийный огонь противника был точен, и горы убитых продолжали расти.