Лиза Бингэм - Дальняя буря

Попричитав вслух над создавшимся положением, мистер Макколей поджал губы и беспомощно посмотрел на священника.

— Что же делать? Мы не можем бросить бедного ребенка в таком состоянии.

— Приведите женщин и найдите какую-нибудь повозку. Может, им удастся успокоить ее и забрать отсюда.

— А куда же они денут ее, отец? Война, времена тяжелые. Тут и своих не прокормить, не то что кого чужого?

Отец Грегори прищурился на смутно видневшееся за облаками и пытавшееся пробиться сквозь них солнце.

— Отвезите в «Бентон-хаус». Там ее примут.

Четыре часа спустя повозка остановилась перед сиротским приютом. Привлеченный резким криком, из дверей высунулся мальчик. Пока взрослые пытались успокоить маленькую рыжую девочку, он разглядывал ее с необычайным интересом.

Мальчик почувствовал в ней родственную душу. В ее крике были гнев и ярость, растерянность и недоумение. Он понимал ее состояние. Он знал, что она испытывает.

Не обращая внимания на взрослых, старавшихся подойти к девочке — так укротитель львов приближался бы к раненому львенку, — Дэниел Крокер направился прямо к ней. Забравшись на ступицу колеса, он перебросил ногу через бортик повозки. Все внимание девочки было сосредоточено на собравшихся из-за нее людях, и она не заметила Дэниела, пока он не положил ей на голову свою ладонь.

Девочка замолчала. Их глаза встретились. Его — синие и ее — цвета темно-зеленого мха.

— Я знаю.

Он произнес только эти два слова. А потом, встав на колени на соломенной подстилке, неловко обнял девочку за плечи.

Она ухватилась за Дэниела, молча сотрясаясь всем телом. Но она не плакала. Надтреснутым голосом она снова и снова повторяла: «Мама».

Денвер, штат Колорадо, 5 января 1885 года

Сьюзан Херст убрала с лица золотисто-каштановую прядь и поплотнее закуталась в халат. Если обнаружат, что она поздно ночью ходит по коридорам школы св. Франциска, не оберешься вопросов. Но сейчас у Сьюзан было слишком много собственных вопросов, на которые она не знала ответа, чтобы беспокоиться еще и об этом.

Только раз она помедлила на своем пути. Сьюзан заглянула в дверь спальни находившихся на ее попечении самых маленьких девочек. Дюжина растрепанных головок покоилась на перьевых подушках. В воздухе слышалось сонное дыхание, сопение, бормотание.

Девушка позавидовала им. Сама она не спала уже несколько недель. Нет, ее не мучили кошмары. Напротив, она предпочла бы их. Тогда у нее хотя бы появилась причина, из-за которой было страшно каждый вечер ложиться в кровать и предаваться сладким мечтам.

Оставив малышек, Сьюзан побежала по коридору к ведущей вниз лестнице. Она не взяла свечу, и темень была непроглядная. Но ноги хорошо знали дорогу по извилистым коридорам, которые соединяли жилую часть здания и маленькую школьную церковь в сердце дома.

Сьюзан пришла сюда учиться четырнадцать лет назад. После четырех лет обучения она осталась в монастыре, чтобы сделаться монахиней. Но время умеет взять человека в плен. Будущее пугало Сьюзан, заставляя принять решение, которое навсегда привязало бы ее к ставшему привычным, как дыхание, укладу жизни.

Дверь, ведущая в часовню, бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях, не выдав Сьюзан. Оказавшись внутри, она в нерешительности остановилась, рассматривая искусно выполненный витраж позади алтаря. Сквозь похожие на драгоценные камни стеклышки просачивался лунный свет, наполняя помещение неярким сиянием.

Днем у Сьюзан не возникало сомнений в правильности ее выбора — у св. Франциска она чувствовала себя счастливой. Очень счастливой. Ее привязанность к монахиням переросла в нечто большее, чем просто совместное выполнение обязанностей. Девушка обожала своих учениц и свою работу. Поэтому было бы вполне естественным стать послушницей, чтобы однажды примкнуть к монашескому ордену. Если у Сьюзан и рождались сомнения, то она говорила себе, что впереди еще десять лет до принятия окончательного решения. И не заметила, как стремительно промчалось время.

Через несколько недель отсрочка закончится. Каждая прошедшая минута с такой силой отпечатывалась теперь в сознании Сьюзан, что девушка не могла отрицать, что ей чего-то не хватает… может быть, истинной преданности Богу?

Днем Сьюзан отгоняла эти мысли, говоря, что подобные чувства вполне естественны. Такой шаг заслуживает всестороннего обдумывания. Она вела себя, как обычная невеста, засомневавшаяся в последний момент.