Эдвард Планкетт - Дальняя родня эльфов

Летели к концу последние дни осени, окрашенные в пурпур и золото листвы. Дул пронзительный северный ветер. Холодный и величавый вставал над болотами вечер.

И снова на мир опустилась чуткая тишина.

Последний голубь вернулся наконец в свое гнездо, устроенное на одном из растущих в отдалении деревьев. Медленно одеваясь туманной дымкой, деревья приобретали таинственные, подчас фантастические очертания.

И снова стало очень тихо.

По мере того как угасал свет и сгущался туман, отовсюду наползала тайна.

Внезапно появилась стайка зеленокрылых зуйков-перевозчиков. С пронзительными криками стайка мелькнула в воздухе и исчезла в тумане над болотом,

И опять наступила глубокая тишина. Лишь изредка какой-нибудь зуек вспархивал, пролетев немного, вновь возвращался на болото, оглашая окрестности печальным криком. Тиха и неподвижна застыла земля, ожидающая появления первой звезды.

Стая за стаей появились утки и свиязи. Наконец дневной свет вовсе погас, осталась лишь узкая красная полоска на горизонте. На фоне ее, тяжело взмахивая огромными черными крыльями, показалась стая спешивших к болоту гусей. Они тоже опустились на ночлег в заросли камыша и тростников.

Потом зажглись в небе звезды и засияли в неподвижной тишине. На просторах осенней ночи воцарился покой.

И тут над болотом раздался звон соборных колоколов, сзывающих прихожан на вечерню.

Этот собор люди построили на краю болота восемь, а может быть, семь или девять веков назад. Кто теперь может точно сказать? Дикий народец никогда не вел счет времени.

Когда в соборе служили вечерню, то зажигали свечи. Свет их, проникая сквозь разноцветные стекла окон, отражался в темных водах, переливаясь красными и зелеными огнями, а над болотом далеко разносился печальный голос органа. На зов его голоса из самых глубоких и гиблых мест, обрамленных яркими зелеными мхами, одно за другим поднимались Дикие существа, чтобы танцевать среди отражений звезд. И пока они танцевали, над их головами кружились, подпрыгивая в такт их движениям, болотные огни.

Дикие существа внешне немного напоминают людей, вот только кожа у них коричневая, да и росту в них от силы два фута. Ушки у них острые, как у белок, только гораздо крупнее. Прыгать Дикие существа умеют необыкновенно высоко. Весь день они проводят под водой в самых уединенных и. глубоких местах, а по ночам выскакивают на поверхность, чтобы веселиться и танцевать. У каждого Дикого существа горит над головою болотный огонь, который движется вместе со своим хозяином. На вот души у Диких существ нет, и оттого они никогда не умирают. Ко всему прочему, они приходятся дальними родственниками народу эльфов.

Поверхность воды без отражений не в состоянии удержать Диких танцоров, и ночами они танцуют на болотах, шагая только по отражениям звезд. Поэтому, как только звезды начинают блекнуть, Дикие существа одно за другим снова погружаются в бездонные омуты своего родного дома. Если же они, увлекшись катанием на стеблях тростника, вдруг замешкаются до света, то их коричневые тела истаивают и исчезают из вида, болотные огоньки бледнеют, и к приходу дня никто уже не может рассмотреть Дикий народец, что приходится родней эльфам. Даже ночью увидеть эти Существа может далеко не всякий, а только тот, кто, подобно мне, родился в сумерках вместе с появлением на небе первой звезды.

В ночь, о которой я веду рассказ, голос органа, гремевший над тростниками и открытыми водными пространствам, не заглушал гимны и моления людей, и они, подобно золотым нитям, устремлялись с самой высокой башни собора вверх и достигали самого Рая. По этим золотым нитям спускались к людям ангелы, а потом поднимались обратно. Одна маленькая Дикая тварюшка под возносящееся к небу пение органа беспечно порхала по болоту, пока не оказалась у самых стен собора. Там она принялась танцевать на отражениях расписанных красками статуй святых, что отражались в воде вперемежку со звездами. Прыгая и вертясъ в своем фантастическом танце, маленькая Дикая тварюшка заглянула сквозь цветные стекла туда, где люди творили молитвы.

И тогда впервые со дня сотворения болот какое-то смутное беспокойство овладело Диким созданием. Ей вдруг оказалось мало мягкого серого ила и холода глубокой воды. Мало первого прилета беспокойных гусей с севера. Мало неистовой радости сотен крыльев, когда каждое перо поет свою песнь. Даже чудо появляющегося после отлета бекасов первого льда, серебрящего тростники легким сверкающим инеем и укутывающего болотистые пустоши таинственной дымкой, в которую опускается низкое красное солнце; и даже пляска Дикого народца волшебной ночью утратила часть своего очарования. Маленькая Дикая тварюшка захотела обрести душу, чтобы и ей тоже было позволено молиться Богу.