Виолен Ванойк - Мессалина

— Это было бы ошибкой. У мускуса запах тяжелый, он заглушит тонкий, но стойкий аромат, составленный из компонентов, которые я тебе перечислила. Вот, понюхай-ка…

Мессалина, прикрыв веки и втянув в себя воздух, одобрительно кивнула головой:

— Мне нравится.

Кормилица с помощью палочек нанесла духи на мочки ушей, шею, грудь и руки Мессалины. Она покрасила ей губы охрой, покрыла зубы эмалью из толченого рога и в завершение подчернила сурьмой брови и ресницы, заявив при этом, что Мессалина слишком молода, чтобы румянить ей и без того яркие розовые щечки.

— Да и незачем тринадцатилетней девушке портить свое свежее личико белилами и прочими красками, — добавила Лепида.

Рабыня, закончив прическу, поднесла к Мессалине несколько тщательно отполированных бронзовых зеркал, на обратной стороне которых были выгравированы мифологические сцены.

— Довольна ли ты, госпожа? — спросила рабыня, когда Мессалина внимательно разглядывала свое лицо и прическу.

— Как ты находишь меня, мама? — обратилась Мессалина к Лепиде, принявшейся осматривать ее со всех сторон.

— Ты прекрасней всех, дитя мое. Боги лишат зрения того, кто увидит тебя и тотчас же не влюбится… Надень эти браслеты и ожерелье, мне они достались от матери.

Мессалина протянула руки, чтобы мать надела ей на запястья широкие, искусно чеканенные золотые браслеты, а кормилица тем временем прикрепляла ей на затылок ожерелье из ярких полудрагоценных камней в золотой оправе. Девушка встала, и рабыня принялась поправлять на ней тонкую льняную тунику бледно-красного цвета, шитую золотом. Завязав пояс, рабыня вытянула из-под него ткань так, чтобы она лежала с напуском. Подбоченясь, Мессалина поворачивалась в разные стороны, меняла позы, выставляла вперед ногу и любовалась красными отблесками своей одежды в высоком зеркале.

Внезапно Лепида поднялась и объявила:

— Ну довольно, все замечательно. Пора идти.

Шум толпы был слышен в садах, раскинувшихся по склонам Авентинского холма, и долетал даже до их дома. Мессалина и Лепида в сопровождении двух рабов двинулись по Кассиевой дороге, заполненной нищими, разносчиками, заклинателями змей, хозяевами питейных заведений, выставившими под тенистыми деревьями амфоры с вином. Хотя оба раба без устали работали локтями и палками, женщинам было трудно пробираться по узким улочкам, запруженным тяжелыми повозками с лигурийским мрамором, носильщиками гигантских бурдюков с вином и погонщиками ослов, возвращающимися с рынков, где они продали свои овощи. Густая толпа бурлящим потоком текла к Большому цирку. Люди шли от храма Дианы, богини-охотницы, чей главный праздник приходился как раз на тринадцатое августа, от храма Минервы и от пирамиды Гея Цестия возле Остийских ворот.

Расширенный и богато украшенный при Юлии Цезаре и Августе, в дальнейшем частично пострадавший во время пожара, Большой цирк занимал в ширину почти всю долину Венеры Мурции, лежащую между Палатинским и Авентинским холмами, а в длину насчитывал две тысячи триста футов. Восточная часть этого гигантского сооружения, образующая правильной формы полукруг, состояла из аркад, идущих в четыре яруса, а там, где местность была покатой, имелось лишь два яруса аркад. Все прилегающие к Большому цирку улицы, казалось, извергали из себя толпу, направляющуюся к входам в это сооружение, но наиболее осмотрительные люди, прежде чем войти в цирк, заходили в одну из многочисленных таверн, расположенных в нижних портиках: зная, что придется изнывать от жары на цирковых скамьях, люди заранее стремились утолить жажду, ведь во время гонок пить было запрещено.

Лепиде, впереди которой шли рабы, а позади — Мессалина, удалось найти места по соседству с императорской трибуной. Обе женщины уселись на разложенные рабами подушки. Эта часть зрительских мест предназначалась для членов семей сенаторов и богатых всадников. Семья Мессалы Барбата пользовалась всеобщей известностью, что давало ей доступ в привилегированный сектор. Выше сидели сенаторы, многие в легких шапочках, наподобие греческих, и в открытых сандалиях; они беседовали между собой, ожидая прибытия императора. Мессалина, впервые в жизни присутствовавшая на таком шумном и красочном зрелище, была возбуждена и взволнована. Она то и дело слегка привставала, чтобы лучше разглядеть присутствующих, и старалась привлечь к себе внимание тех, кто нравился ей своим высоким ростом, красотой, манерой держаться. В свою очередь Лепида принялась искать глазами знакомых и делать им знаки рукой. Еще она примечала тех сенаторов и общественных деятелей, которые занимали свои места под приветственные рукоплескания публики. Поскольку овацией, как правило, награждались те, кто выказал немалую щедрость в отношении толпы, можно было предположить, что дарители — люди очень богатые.