Мэгги Дэвис: Прелестная сумасбродка

«Как это, черт возьми, женщина может „мужаться“?» — изумился герцог, до глубины души возмущенный таким безбожным и наглым надругательством над английским языком.

Барышни снова разразились воплями. Та, что в полосатом пледе, кинулась к карете, выкрикивая что-то ободрительное.

Скрипнув зубами, Доминик сорвал с себя фрак и набросил на плечи красавице. Увы, прикрыть полную грудь девицы ему не удалось; мало того, она немедленно с брезгливой гримасой швырнула фрак обратно.

Карета рванулась вперед, и Доминик остался наедине с полуголой красоткой. Теперь она прикрыла грудь обеими руками и молчала, сверля его сердитым взглядом. Герцог тоже не произносил ни слова; кровь бешено стучала у него в висках, и от ярости он ненадолго лишился дара речи.

Чепчик незнакомки слетел во время борьбы, и освобожденные кудри золотым водопадом рассыпались по плечам. С обнаженной грудью и распущенными волосами она напоминала русалку, богиню… или уличную девку.

К чести девицы, щеки ее пылали, словно два костра.

«Сама решилась на грязный трюк — так нечего теперь краснеть!» — угрюмо думал герцог.

Карета выехала на широкую улицу и двинулась по направлению к Темзе. Герцог с трепетом ожидал новой речи о правах бедняков в духе Мэри Уоллстонкрафт, но девушка молчала.

На повороте с Дебни-Корт один из лакеев перегнулся и крикнул в окно:

— Ваша светлость, Джек восхищается вашей выдержкой и хочет узнать, куда мы теперь направляемся?

Двенадцатый герцог Уэстермир откинулся на спинку сиденья, обтянутого дорогим серым бархатом. Лицо его было сурово и непроницаемо, словно высеченное из гранита.

— В «Браун»! — рявкнул он. — В клуб, черт побери! Где еще я смогу прийти в себя после всей этой кутерьмы?

Однако не прошло и получаса, как герцог горько пожалел о своем опрометчивом выборе. Да и то сказать, такое решение можно было объяснить только его расстроенными чувствами.

Старина Джордж, бессменный привратник «Брауна», заметив подъезжающую карету герцога, вышел на крыльцо и с изумлением увидел, как Уэстермир и двое лакеев тащат ко входу полуголую женщину, на ходу пытаясь прикрыть ее какой-нибудь одеждой.

Мало этого — девица вопит что есть мочи, называя герцога негодяем, подлецом, насильником и даже убийцей — к вящему удовольствию столпившихся у крыльца зевак.

— Ваша светлость! — всплеснув руками, воскликнул Джордж.

Тем временем трое мужчин закутали-таки девицу в плащ и, подхватив на руки, потащили свою визжащую, извивающуюся ношу к дверям.

— Ваша светлость, простите, что осмеливаюсь вам напоминать, но…

Лакей, шедший впереди, распахнул дверь.

— Ваша светлость, при всем почтении к вам не могу не напомнить, что появление женщин в клубе строго запрещено правилами…

— В гардеробную! — задыхаясь, прохрипел герцог.

Увидев троицу с вопящей дамой, гардеробщик поспешил стушеваться — на всякий случай.

Трое нарушителей перевалили свою ношу через барьер, отделяющий вешалки от посетителей, и заперли дверцу. Мгновение спустя плащ полетел наземь, за ним последовал фрак герцога и ливрея одного из лакеев.

— Можете прикрывать меня чем хотите, сэр, но своих преступлений вы не скроете! — вскричала неукротимая девица. — Теперь вы добавили к списку своих отвратительных грехов еще и гнусное насилие над женщиной!

Герцог, взбешенный таким наглым враньем, отвернулся, не желая больше видеть эту мерзавку…

И столкнулся лицом к лицу со своими товарищами по клубу.

Шум, производимый герцогом и его прекрасной противницей, разнесся по всему клубу, и джентльмены толпой высыпали в холл, желая узнать, что стряслось.

Их ожидало поистине необыкновенное зрелище.

За барьером в гардеробной они обнаружили прелестную юную деву с распущенными золотистыми волосами, без чепчика и плаща. Платье ее было разорвано спереди; хоть девушка и прикрывалась дрожащими руками, ни у кого не оставалось сомнений, что она обнажена до пояса. Вдобавок ко всему, приглядевшись, можно было составить отчетливое представление о ее полной груди с нежными розовыми сосками.

В гардеробной воцарилась убийственная тишина, и продолжалась она, если верить рассказам свидетелей, не меньше двух минут.

Наконец граф Стакстон-Дигби, председатель клуба, произнес:

— Боюсь, Уэстермир, на этот раз вы перешли все границы. Я немедленно созываю Комитет.

Дворецкий герцога Уэстермира — долговязый, чопорный и мрачный, как и положено истинному английскому дворецкому, — отворил дверь в библиотеку и объявил замогильным голосом: