Кэтрин Куксон: Жизнь, как морской прилив

— Но вы ведь остались ни с чем.

— Ну, я бы так не сказал. Однако, согласно завещанию, я не имею право на деньги, только на мою долю в доходах за последние шесть месяцев. Но я полагаю, что я коварный человек, Эмили. Если это не врожденная черта характера, то я приобрел ее в тюрьме. Там можно научиться позаботиться о себе. Поэтому в течение периода, когда я исполнял роль хозяина фермы, я не забывал о себе. Я часто наведывался к мистеру Гольдбергу, когда мне хотелось приобрести золотую булавку для галстука, или золотые запонки, или что-нибудь еще. Я записывал их в статью расходов, конечно под другими названиями... — Стюарт посмотрел в сторону, и добавил: — Наверное, я знал, что наступит день, когда мне придется уйти. Одновременно, будучи нормальным человеком, я мстил Рон за ее жестокость. Я также тратил деньги на красивый фарфор и на серебряные изделия. Я даже не предполагал, что имею вкус к таким предметам. Поэтому в моем сундуке есть вещи, которые помогут мне продержаться, пока я не начну свое дело.

— Свое дело?

— Да, я собираюсь начать свое дело, Эмили. О нет. — Ник поднял руку и улыбнулся. — Нет, я не собираюсь стать владельцем меблированных комнат. Нет. Я собираюсь снова заняться портновским делом, хочу открыть ателье.

— Но вы говорили, что вам не нравится эта работа. Поэтому... поэтому вы продали свою мастерскую.

— Да, это так, Эмили. Но совсем недавно я понял, что портновское дело нравится мне намного больше, чем фермерство. Кроме того, я недавно прошелся по этому району и увидел, что здесь нет приличного ателье на милю в округе. Конечно, спрос здесь будет не на вечернюю одежду, но я еще не видел человека, который не предпочел бы хорошо сшитый костюм ручной работы костюму, купленному в магазине. На днях я рассматривал соседний дом. — Он показал большим пальцем на стену. — Если окно гостиной увеличить, то оно вполне подойдет в качестве витрины.

Эмили расцепила руки и подняла одну из них к горлу, потом к губам и, наконец, прикрыла ею глаза. Опустив голову, она издала глубокий стон. И снова расплакалась, как плакала в первый день своего возвращения сюда...

Ник опустился возле нее на колени, крепко обнял, но ничего не сказал.

Он не заговорил, даже когда девушка успокоилась. Она освободилась из его объятий и откинулась на спинку стула, всхлипывая. Стюарт достал из внутреннего кармана бумажник, вытащил из него конверт, из которого он вынул узкий сложенный лист бумаги. Этот лист он разгладил и держал так, чтобы она могла его прочесть.

Эмили вглядывалась в бумагу, но из-за слез, застилавших ей глаза, она ничего не могла прочесть. Поняв это, он ласково сказал:

— Это лицензия, Эмили. Когда вы решитесь, все будет сделано, как вы захотите. Вы можете не торопиться.

Слезы снова брызнули из ее глаз. Девушка поднялась и стала ходить взад-вперед по коврику возле очага. Потом неожиданно остановилась, посмотрела на него, и в следующее мгновение она была в его объятиях. Но сейчас и Эмили его обнимала, а когда ее губы коснулись его губ, он поцеловал ее с такой силой, что они чуть не упали. Потом они оперлись о край стола, их лица были очень близко. Они посмотрели друг другу в глаза, и она прерывисто прошептала:

— Я... я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.

В ответ он сказал:

— Эмили. О Эмили! Моя дорогая, дражайшая Эмили! Моя красивая Эмили! Я никогда не забуду, что вы делаете для меня! — Затем, крепко закрыв глаза, Ник снова прижал ее к себе и уткнулся лицом в ее шею.

Когда они стояли так, прижавшись друг к другу, в молчании, как картинка в волшебном фонаре, Эмили показалось, что она видит Сепа, сидящего за столом. Он смотрел на нее так, как он смотрел тогда, когда она делала что-то, чтобы доставить ему удовольствие. Когда губы Ника снова нашли ее губы, Эмили ответила объятием на его объятия и подумала, что Сеп был бы ею доволен. Да, Сеп был бы доволен!