Дина Данович - Страсти по Анне

Рядом с нами стоял полковник Москвин.

— Никак нет, ваше высокоблагородие! — отозвался Николка резко.

— Прощайте! — сказала я полковнику.

И Москвин с юнкерами двинулись в сторону храма Преображения Господня.

Николка был, как всегда в такие минуты, возбужден и говорил без умолку. Вероятно, дисциплина, насаждаемая в корпусе, действовала только в его стенах: на улицу воспитанники выходили совершенно другими людьми.

— Анненька, я хочу прогуляться. Как ты посмотришь на мое предложение?

— Вполне положительно, милый! — улыбнулась я.

Слишком славный был день, чтобы не использовать его для прогулки. Я взяла брата под руку, и мы пошли. За нами тронулся мой экипаж, я помахала рукой кучеру, отпуская его домой.

— Александр Михайлович не желает отпускать тебя от себя — вон и холопа к тебе приставил, — сказал Николка.

— Наверно, ты прав, — равнодушно ответила я. Николка повел плечами в тонкой шинели.

— Если ты замерзнешь, то можно будет взять извозчика. — И я внимательно посмотрела на него.

— Иногда мне кажется, что твой супруг недоволен тем, что я бываю с тобой, и вообще тем, что я прихожу в ваш дом.

— Николка, — улыбнулась я. — Прекрати ревновать, поверь мне на слово, Александр Михайлович так не думает. — Я почти не лгала: Александр никогда не был против того, чтобы Николка приезжал к нам на вакации. Но если я желала видеть брата во внеурочное время, Александр не скрывал своего недовольства, считая: раз Николка пошел по военной стезе, то его не стоит баловать. — Но неужели для тебя это имеет хоть малейшее значение? Ты мой брат! Ты меня слышишь? Ответь мне, пожалуйста!

— Я тебя прекрасно слышу, — ответил он. Темные брови его сошлись у переносицы. Совсем как в детстве, когда я говорила, что ему пора идти спать, хотя сама оставалась ненадолго в гостиной с мамой, помогая ей в какой-нибудь мелочи. Он немного ссутулился и закусил губу.

— Вот посмотри! — дернула я за рукав Николку.

— Где? — очнулся он от своих обид.

— Вот решетка ворот, ветка, видишь?

— Да, и небо — серое, холодное. Я вижу.

— И кирпичная стена, посеревшая под дождями.

— Окончания прутьев как пики.

— Как на картине. Ах, почему ты не художник! Я бы дорого дала за то, чтобы иметь нечто подобное у себя дома. Нет, ты только посмотри! Ведь прямо холодом веет. И страшно. Наверно, этот дом — очень старый и грустный. Я просто не могу отойти. Ветки заледеневшие… Как в сказке, у которой будет печальный конец.

— Я не поддерживаю грустных тем! — повел меня прочь брат. — Не надо думать о плохом. Ты сегодня вечером свободна?

— Конечно. Я специально ради твоего приезда отменила всех гостей.

— Тогда мы можем поиграть в «Пыльное окно». Я улыбалась счастливо и откинула назад голову до упора в меховой воротник.

— Ты уже почти офицер, Николка, и ты все еще предлагаешь мне сыграть в «Пыльное окно»!

— Ты замужняя дама, Анненька, — прошептал мне на ухо он, — и ты еще ни разу мне не отказала!

Спорить с ним было бесполезно. Под ногами хрустел снежок, который с утра застелил весь город, как белой скатертью застилают праздничный стол. Я шла и не думала ни о чем, кроме того, что иду я вместе с братом, которого люблю больше жизни, и вот он рядом, гордо ведет меня под руку, и шерсть шинельного рукава шершавит мне пальцы. Весь мир не сможет остановить счастье нашей встречи, не надо слов о том, что мы скучали в разлуке, ибо слова — пусты. Я иду, воздух свеж, румяный Николка сжимает ласково мою руку, а платье в такт шагам подметает снег.

Николка, Николка!.. Тяжело тебе, родной мой, выходить на Божий свет из казарменной обстановки! Верно, не понимаешь, где ты, проснувшись у меня дома на кружевных белых простынях. Милый мой, ненаглядный! И скулы у тебя стали выпирать из-под гладкой чистой кожи, и глаза стали жестче! Несладко, мальчик мой, но ты сам того хотел!

Не ты ли гонялся с отцовой шпагой по старому родительскому дому! И отец поощрял твою любовь к военной истории. Ночами ты читал про Александра Македонского, про победы Цезаря, а днем отец тебе давал сочинения Суворова. Так и воспитывал сына, пока тот не подрос, чтобы поступить в артиллерийское училище, где в спальных помещениях температура воздуха зимой была не выше десяти градусов.

А отец наставлял: «Служи честно, не посрами фамилии!» — и умер. Матушка взялась за хозяйство, стала суровой властной женщиной, к сыну ездила редко. Но подошло время моего брака, и мы стали жить в одном городе. Слава богу, что теперь мы видеться можем хоть чуточку чаще, слава богу, что на каждую вакацию ты приезжаешь ко мне! Неважно, что думает об этом мой муж! После смерти матушки только я одна за тебя в ответе!