Барбара Картленд: Глубинное течение

Разумеется, до жителей округи доходили смутные скандальные слухи о Саймоне Прентисе, но человеку с его именем заранее прощалось все: ведь гений, не кто-нибудь!

Однако трогательному дружелюбию жителей графства пришел конец, стоило самому Саймону Прентису поселиться в Фор-Гейбл. Сразу же по его прибытии возникла масса сплетен, одна невероятнее и злее другой. Большинство из них не имело под собой ни малейших оснований, но многие, — увы! — были чистой правдой.

Одна из таких историй, от которой у каждого нового слушателя неизменно захватывало дух, произошла с местной видной церковной деятельницей, леди Коулби. Эта престарелая дама, владелица ближайшего поместья и одна из влиятельнейших персон в округе, однажды решила навестить соседа.

Ее встретила служанка и по неопытности провела прямо в мастерскую, где в это время работал Саймон.

Так уж повелось, что писал он обычно в окружении большинства своих домочадцев. В углу просторного помещения Реймонд и Фенела играли в настольный теннис, My укачивала кукол и, как могла, аккомпанировала себе на игрушечном пианино.

В момент появления гостьи Саймон как раз только что оторвался от мольберта и немного отступил назад. Служанка издала в дверях невразумительный звук, из которого никто толком ничего и не понял.

Прентис вполоборота взглянул на посетительницу и — вне всякого сомнения! — при виде такого красавца-мужчины та не могла сдержать невольного восхищения, и кто знает? — может быть, полузабытое кокетство даже заставило чаще вздыматься ее увядшую грудь.

Тем не менее вперед она шагнула уже со своей всегдашней заученной улыбкой на тонких, плотно поджатых губах. Но не успела дама протянуть вперед руку и поздороваться, как все пошло вкривь и вкось.

Саймон устремился навстречу гостье, изо всей силы вцепился ей в локоть и оттащил на несколько шагов вправо.

— Ну-ка, ну-ка! — заорал он. — Скажите, как по-вашему?! Вот та тень под левой грудью зеленая или малиновая?! Я сделал ее зеленой, но если я не прав — так прямо и скажите!

Ошеломленная дама, с трудом осознавая, что ее поспешно увлекают куда-то вбок по скользкому полу, пришла в смятение — впрочем, отчетливо при этом ощущая восхитительную близость, почти объятия этого гигантского сатира! Округлившиеся глаза гостьи были намертво прикованы к дальнему углу комнаты, где на подиуме раскинулась Айниз.

Леди Коулби не могла знать, что натурщица приходится Саймону законной супругой, хотя если бы и знала — вряд ли что-нибудь изменилось бы…

Короче, в тот потрясший почтенную даму ужасающий, убийственный момент ее глазам предстало лежащее, абсолютно голое молодое женское тело, расслабленно откинувшееся на спинку малинового плюшевого дивана, поперек сиденья которого свисала роскошная испанская шаль.

Впоследствии знатокам искусства оставалось лишь изумляться дерзости художника: немыслимому буйству красок, на которое не отважился бы ни один другой живописец, рискнувший взять рыжую модель.

Да, в будущем картине суждено было навлечь массу критических замечаний, однако отнюдь не с той точки зрения, какую имела в виду местная деревенская общественность, а с совершенно, совершенно другой! Ибо вопросы морали сводят на нет остальные проблемы, и уже становится вовсе неважно, допустимо ли сочетание малинового плюша и алых цветочных узоров с красноватыми переливами огненных женских волос.

К сожалению, вышеописанный эпизод, само собой, отбил охоту у большинства деревенских жителей навещать обитателей Фор-Гейбл, а те немногие, что время от времени все же решались наведываться туда из чистого любопытства, вскоре обнаружили, что Саймону глубоко наплевать на великодушную самоотверженность их поступка и что с этим смириться гораздо труднее, чем даже с самим фактом оскорбления общественной морали.

Но если в конечном счете население худо-бедно притерпелось к Саймону, то этого никогда, ни за что (как заметил однажды Реймонд, «ни в жизнь»!) не произошло бы по отношению к Айниз.

Конечно, глупо отрицать: Айниз — настоящая красавица, но стоило этой красавице открыть рот, как манера говорить сразу же выдавала ее далеко неблестящее происхождение, а пустая банальность суждений разочаровывала даже тех, кто заранее готов был смириться с любой забавной женской болтовней.

Причина женитьбы Саймона на подобной женщине оставалась загадкой, пока спустя пять месяцев после свадебной церемонии не родился Тимоти, в результате чего все наперебой жалели Саймона, поскольку он «поступил по совести». Брак этот с самого начала был обречен на провал: в сущности, после рождения Тимоти супруги жили врозь, и только война и возникшая следом угроза воздушных налетов заставила Айниз покинуть Лондон и вернуться на жительство в Фор-Гейбл.