Элиза Ожешко: В провинции

Последние слова пан Ежи произнес со слезами на глазах, и даже лицо его жены вдруг осветилось как бы искрой умиления.

— Отлично помню, как страшно мы бедствовали и как пан Анджей помог нам, — сказала она, — и прошу вас поверить, что мы оба рады вам от всей души. Поживите у нас, а если это поможет вам написать книжку, мы будем рады вдвойне.

Видно было, что Снопинская чувствует себя польщенной: шутка ли, принимать в своем доме гостя, который пишет книжки, да к тому же, как сказал ее муж, такие ученые, что вряд ли она бы и поняла их.

Некоторое время обменивались любезностями и воспоминаниями о прошлом, из которых явствовало, что пану Анджею не раз случалось выручать Снопинских из беды, затем пан Ежи спросил:

— Анджей, ну а как у тебя там с хозяйством, если ты постоянно в разъездах?

Пан Анджей усмехнулся, подумав, должно быть: «что на уме, то и на языке».

— Хозяйством у меня ведает мой средний сын, — ответил он. — Старший, как вам известно, инженер, младший еще учится в медицинской академии, ну, а среднего я определил в хлебопашцы. Он кончил агрономическое училище, и вот уже два года, как я свалил на него все полевые работы, вообще все дела, связанные с имением, а сам без помех отдаюсь наукам и моим излюбленным странствиям по родной стране.

— Какой ты, Анджей, счастливый, имеешь сына, который тебя выручает, можешь хоть отдохнуть под старость, — проговорил Снопинский со вздохом, и привычное выражение озабоченности явственнее проступило на его лице.

— О да, — сказал пан Анджей, — я доволен своими сыновьями. Я их так и воспитывал, чтобы кроме имения, которое я им оставлю, каждый из них имел профессию, благодаря которой мог бы своим трудом и обществу служить, и обеспечить себе существование.

Но тут пан Анджей, как видно, спохватившись, прервал себя и воскликнул:

— А где же твой-то сынок, Ежи? Ведь он у вас единственный! Я его видел, когда ему было лет восемь-девять, и, помню, красивый и шустрый был мальчуган. Где он теперь? Чему учится? Какое ты дал ему направление?

— А ты его сейчас увидишь, — ответил пан Ежи, — с утра он вышел пострелять, но должен вот-вот вернуться.

— Как, он дома? Разве у него каникулы? Да нет, время не каникулярное…

— Какие каникулы! — сказал пан Ежи с еще более озабоченным взглядом. — Уже четыре года, как дома сидит.

— Так рано кончил школу? Почему же вы не отдали его в какое-нибудь высшее учебное заведение, ведь у него, должно быть, выдающиеся способности!

— Да где там кончил! Четыре класса он кончил, а больше не захотел, вот я и взял его домой.

— И что же он делает дома, ваш молодой человек? — просил пан Анджей.

— Помогает мне хозяйничать, — ответил пан Ежи тихим голосом, но взгляд его, грустный и смущенный, явно противоречил словам.

— Гм, — произнес пан Анджей и задумался.

— Вы меня извините, — вмешалась Снопинская, — но у мальчика есть родители, есть кусок хлеба, так зачем ему было ради каких-то школ слоняться по чужим углам?

Пан Анджей посмотрел на нее с удивлением.

— Конечно, — сказал он, — вам лучше знать, как руководствоваться судьбой вашего сына, однако мне думается, уважаемая пани Ануся, что тот, кто смолоду не слоняется, как вы выразились, по чужим углам, тот не сможет потом заработать и на свой собственный угол.

— Для того мы всю жизнь ломаем спины, — ответила Снопинская, звякнув ключами, — чтобы нашему сыну собственный угол и кусок хлеба достались без труда.

— Без труда… без труда… — повторил пан Анджей как бы про себя, а глаза его снова устремились в пространство и опечалились.

Пан Ежи вздохнул.

— Эх, — сказал он, — по мне, пусть бы парень и впрямь занимался каким-нибудь делом, чем с завтрака до обеда ворон по полям стрелять, а потом спать с обеда до ужина. Но что делать, дорогой Анджей! У нас, сельских тружеников, если парень умеет читать, писать и считать, так и слава Богу. Да в конце-то концов, была бы охота к труду… была бы охота…

— А откуда ей взяться, охоте, если он смолоду привыкнет к безделью? — спросил пан Анджей.

Пан Ежи только посмотрел на него озабоченным взглядом, но пани Ануся, покачав головой и решительно звякнув ключами, возразила:

— Э, лишь бы жил честно и не забывал Богу молиться, а премудрости эти, ученость особая — к чему ему это? Так, по крайней мере, дитя при нас, нам на радость, да и среди людей бывает, учится обхождению. И стыда, слава Богу, родителям не приносит! Вот, пан Анджей, сами увидите, Заговорит, так есть что послушать, и как держится, в сто раз лучше, чем какой-нибудь графский сынок. Среди наших соседей он прямо нарасхват, на руках его носят…