Барбара Картленд - Спасенные любовью

В первые несколько дней пребывания в доме у нее не было времени любоваться всем этим великолепием. У нее было довольно много обязанностей: управлять слугами, присматривать за кухней и заниматься гардеробом Кэтрин.

— Погладь мое платье! Заштопай кружево! А где моя шляпка с перьями? А ночные туфли? Да-да, те самые, которые так хорошо подходят к зеленому халату! А зонтик?

Кэтрин, наверное, чувствовала себя генералом, который отдает короткие приказы своему подчиненному, впрочем, такое отношение к младшей сестре было не в новинку. Как только мать умерла, обязанности по поддержанию порядка в доме сразу перешли к Лючии, и она в меру своих сил справлялась с ними. Это была не слишком трудная работа для нее, так как слуги, получая от сэра Джона щедрую плату, дорожили местом и старались хорошо выполнять свои обязанности.

Девочкой Лючия воспитывалась при женском монастыре, где ее с ранних лет обучили шить, стирать, гладить и другим домашним делам. Например, она легко укладывала волосы Кэтрин в прическу по последней моде.

И только позже, разобравшись с хозяйством, Лючия увидела, какие прекрасные и необычные картины висят на стенах их дома.

Лючия долго стояла у каждой картины, рассматривая старые полотна, и восхищение переполняло ее душу. Много позже художники — авторы этих картин приобретут мировую известность.

Иногда у нее немного кружилась голова и перехватывало дыхание — ведь Кито был самым «верхним» городом мира за исключением Ла-Паса. Стараясь привыкнуть к высокогорью, Лючия подолгу стояла, глядя на вершины гор и проплывающие мимо них серебристые облака.

Девушка задержала взгляд на картине с изображением Мадонны и прошла через галерею в комнату, находящуюся рядом с холлом. В глаза ей сразу бросилось огромное кресло с кожаным сиденьем, явно изготовленное по специальному заказу — это было видно по стилю работы. Лючия подумала, что еще совсем недавно на нем, наверное, сидел сам вице-губернатор. На стене, напротив окна, висели портреты офицеров в парадной форме роялистов: в белых с золотом мундирах с галунами, в кожаных лосинах, туго обтягивающих ноги. Медали, шпаги, высокие блестящие сапоги — все это, с одной стороны, выглядело очень впечатляюще, с другой — казалось неестественным и показным. Офицеры скорее были похожи на марионеток, сошедших со сцены кукольного театра.

Присмотревшись повнимательнее, Лючия догадалась, что в центре находится портрет вице-губернатора Кито, генерала Эймарича и, следовательно, хозяина дома.

На портрете, висевшем слева от бывшего вице-губернатора, был изображен офицер, лицо которого надолго задержало внимание Лючии. Не отрывая взгляда от полотна, она рассматривала человека с черными как смоль волосами. Он был явно выше вице-губернатора, плечи его были распрямлены во всю ширь. А глаза… Его взгляд казался столь холодным, что Лючия подумала, что художник, очевидно, решил польстить военному. Крепко сжатый рот его выдавал жестокость. Было в нем что-то еще такое, чего Лючия не могла сразу объяснить. Лицо мужчины на портрете говорило о какой-то особой гордости.

Лючия не совсем понимала, чем же так привлек ее этот портрет. Если рассказы про жестокость испанцев даже наполовину были правдой, то все, что они получили после победы Сукре, представлялось ей заслуженным и справедливым. Но этот человек на портрете… Он казался Лючии другим. «Может быть, этот незнакомец на портрете и есть самый жестокий из них, хотя бы потому, — проговорила она про себя, — что у него вид человека благородного происхождения по сравнению с остальными! Люди такого рода тем более должны понимать, что их действия в колониях по отношению к местным жителям, начиная с завоевания индейских территорий, глубоко порочны и омерзительны. Именно из-за таких, как они, испанцев ненавидят во всей Южной Америке!»

— Я могу показаться странной со стороны! Стою и рассматриваю портрет незнакомца, да еще и разговариваю с ним, — рассмеялась она.

Но взгляд Лючии снова и снова возвращался к портрету, и она ничего не могла с этим поделать. Подойдя поближе, она пригляделась к надписи под рамой: «Дон Карлос де Оланета».

Итак, она была права: мужчина на портрете — испанец и, судя по приставке «дон», благородного, а возможно, и знатного происхождения. Это солдат его величества испанского короля, один из тех, которых с содроганием проклинали все жители Кито.

— Никогда не поверю, — неожиданно вырвалось у Лючии.

Сначала она не поняла, что произнесла это вслух, и, опрометью выскочив из комнаты, захлопнула за собой дверь, пытаясь заглушить внезапно нахлынувший поток необъяснимых чувств. Но что-то подсказало ей, что она обязательно вернется назад. Даже проходя мимо цветущих роз и любуясь радужными струями воды, бьющими из фонтана, она думала о том, что ей опять хочется зайти в эту комнату и взглянуть на лицо незнакомца, мысли о котором возвращались к ней снова и снова.