Маргерит Кэй - Скандальные признания

Суссекс, февраль 1817

Механизм больших часов на каминной доске пришел в действие. Резкий скрежет так внезапно разорвал тишину, что Эллиот Марчмонт вздрогнул, уронил инструмент и неслышно скользнул в темноту элегантной гостиной, укрывшись за толстыми жаккардовыми портьерами. Тут же засвербело в носу, и он с трудом подавил рвущийся наружу чих. Леди Кинсейл явно не слишком дотошная хозяйка.

Старые каминные часы эпохи Людовика XIV с изысканным циферблатом, которые показывают не только время, но и фазы Луны, начали отбивать полный час. Один. Два. Три. Позолоченный футляр. Бриллианты на циферблате. Очень ценные часы. Он видел похожие в одном огромном особняке в Лиссабоне. Уголки губ Эллиота приподнялись. Он сомневался, что те часы до сих пор на своем месте.

Бой растворился в ночи, и в свои права снова вступила тишина. Эллиот ждал. Минута. Две. Только по истечении пяти он осмелился вновь шевельнуться. Опыт научил его быть осторожным, оставалась опасность того, что бой часов разбудил кого-то в доме. Но все обошлось.

На фоне половинки луны за окном тянулись тонкие ленты облаков, напоминая дымные струи. Эллиот прикрыл носовым платком фонарь, который держал в руке, и неслышной кошачьей поступью прокрался в другой конец комнаты, к стене с портретом. В тусклом свете с него взирал нынешний лорд Кинсейл, мужчина с мясистым лицом, тонкими губами и набрякшими веками.

— Мерзкий гробокопатель, — зло прошипел Эллиот. — Бесчувственный хлыщ.

Сходство с правительственным министром, который несколько лет назад, в Пиренейскую войну, отвечал за снабжение британской армии, точнее, за отсутствие такового, по мнению человека, который сейчас с презрением глядел на портрет, по-прежнему никуда не делось.

Взгромоздившись на непрочный с виду позолоченный стул, Эллиот аккуратно обследовал картину и издал тихий возглас удовлетворения, когда потайной механизм с еле слышным щелчком открылся. Тяжелая картина автоматически вернулась на место. Эллиот пригнулся, едва не получив по лицу уголком бронзовой позолоченной рамы.

Спустившись на пол, он извлек из просторного кармана пальто набор инструментов и аккуратно вынул отмычку. Сам сейф был старым, но замок граф заменил на более современный. В нем оказалось сразу четыре пластины вместо двух обычных, и Эллиоту понадобилось почти двадцать минут, чтобы закончить свою деликатную работу. Наконец последняя пластина поднялась, и язычок замка отодвинулся. Он со вздохом облегчения раскрыл дверцу сейфа.

Все небольшое пространство заполняли свитки бумаг, перевязанные лентами и скрепленные печатью графа. Под ними лежало несколько кожаных шкатулок. Эллиот без труда открыл их и стал перебирать содержимое. Драгоценности Кинсейлов были превосходного качества, но в удивительно малом количестве. Семейную казну когда-то серьезно проредили. Он пожал плечами. Его не интересовало, что эти люди делали со своими ценностями.

Но того, что он искал, не оказалось ни в одной шкатулке. Эллиот на минуту остановился и поскреб подбородок, в душной тишине послышалось шуршание его щетины. Быстро ощупав заднюю стенку сейфа, обнаружил накладную панель, которая скрывала маленькое углубление. В нем покоился бархатный мешочек. Эллиот развернул найденный приз, и на его лице вспыхнула победная улыбка. Большой голубой бриллиант прямоугольной формы и необычной огранки. «Каратов сто как минимум», — подумал он. Примерно половина первоначального камня.

Сунув сокровище вместе с отмычками в карман, Эллиот вынул свою «визитную карточку» и аккуратно вложил в сейф. Он уже собирался исчезнуть через дверь в гостиную, но скрип половиц в коридоре заставил его замереть. Возможно, это просто оседал старый дом, но к чему рисковать. Чтобы покинуть особняк Кинсейлов прежним путем через подвальные помещения, надо пробираться через весь дом.

Он ринулся к окну, открыл витражную створку и с проворством, которое могло бы произвести впечатление, но не удивило бы тех, кто служил под началом майора Марчмонта, вскочил на подоконник. Схватился за водосточную трубу, что шла по стене до самой земли, воздал молитву богам, покровительствующим взломщикам, чтобы труба выдержала его вес, и начал свой опасный спуск.

Когда вдовствующая графиня Кинсейл, леди Дебора Нэпьер, вошла в боковую калитку, что вела из парка в приусадебные сады, конюшенные часы пробили получас. За время ее привычной ночной прогулки небо уже посветлело. Задрожав от холода, Дебора плотнее закуталась в свою накидку. Ярко-алая шерстяная, с коротким, как у мужчин, капюшоном, та выполняла сразу две задачи: не позволяла замерзнуть и скрывала то, что под ней на хозяйке лишь ночная рубашка. Как нелепо, должно быть, она выглядела — в волосах бумажные папильотки, на ногах носки ручной вязки и грубые мужские ботинки. Джейкоб, степенный лорд Кинсейл, пришел бы в ужас, если бы узнал, что, нанося свой обязательный ежегодный визит, вдова его покойного кузена бродит в таком виде по усадьбе длинными бессонными ночами.