Наталья Павлищева: Хозяйка Блистательной Порты

Ее губы вдруг чуть дрогнули, в глазах появился лукавый блеск. Сулейман притворно сурово сдвинул брови:

– Что?! Есть?!

– Да, Повелитель, но я не скажу. У моего сердца есть тайна… такая тайна… в нем царит поэт, а кто – не скажу!

– Соперник?! Если не назовешь имя – умру от ревности. Ты погибели моей хочешь?!

Они дурачились, как дети, хотя у самих уже была внучка. Рядом с этой удивительной женщиной Сулейман словно молодел, чувствовал себя действительно юным сердцем. Разве такое счастье можно купить или наколдовать?

Поцеловал Роксолану в голову еще раз, хотя она предпочла бы поцелуй иного рода…

– Скажи честно, ты меня приворожила?

Вскинула зеленые глаза:

– Да. Сердцем. С первого дня и навсегда. Ты мой и больше ничей.

– А ты?

– А я только твоя каждой стрункой своей души, тоже с первой минуты и до конца жизни. Моей жизни.

– Почему ты так сказала? – Брови Сулеймана чуть нахмурились уже не притворно, он почувствовал, что последние слова Хуррем сказаны не просто так, за ними что-то есть.

– Когда-то прорицатель предсказал мне многое из случившегося, в том числе и то, что моя жизнь короче вашей, Повелитель.

Сулейман не знал, что ответить, он не слишком жаловал прорицателей, помня о запрете заглядывать в будущее, но ругать Хуррем сейчас совсем не хотелось. И слушать о ее грехе бесед с прорицателем тоже. Нашел-таки выход:

– А почему ты зовешь меня Повелителем? Я же просил наедине называть только по имени.

– Да, Сулейман. – Роксолана понимала его мысли, чуть улыбнулась. – Прорицателя ко мне однажды привел кизляр-ага, это еще до рождения Джихангира.

– Что еще он сказал?

– Что Мехмеда нужно оберегать, иначе может случиться беда. А еще, что я стану единственной женщиной султана моей души…

Сулейман снова притворно озадаченно сдвинул брови:

– Надо же! И астрологи не всегда лгут. Но тут и прорицателем не нужно быть, все знают, что ты давным-давно моя единственная женщина.

В середине месяца Рамадан 955 года хиджры (октября 1548 года) султан Сулейман издал фирман, в котором говорилось, что иудейка Кира, которая иногда именуется Фатьма-хатун, оказала неоценимую услугу матери султана Сулеймана султанше Хафсе Айше, за что сама Кира и все ее потомство навсегда освобождаются от государственных податей, поборов и любых притеснений со стороны османских властей.

Кира имела особое влияние в гареме при сыне Сулеймана, следующем султане Селиме II, и внуке султане Мураде I. Она оказывала услуги султанше Сафийе (венецианке Баффе), с помощью которой доставала видные должности своим людям, влияла на назначение высших чинов, подкупала женщин гарема, чтобы с их помощью держать в руках султанов. Но никто и никогда так и не узнал, какую именно услугу оказала сама Кира матери султана Сулеймана. Вероятно, не знали потому, что не ведала и она сама.

Но следующие султаны послушно повторяли слова Сулеймана:

«Да никто из моих славных детей, из моих потомков, а также из визирей, эмиров, казначеев, слуг Высочайшего Двора и прочего люда, то есть ни один человек ни под каким предлогом, ни под каким видом да не будет им препятствующим и возбраняющим. Да не учинит придирок и посягательства, не станет причиной досаждения и беспокойства, не доведет до отчаянья… Если же кто-либо все же учинит таковое или пожелает учинить, то проклятье ему от Аллаха, от ангелов его и от всех людей за деяния его!».

Кира прожила очень долгую жизнь, но ее смерть оказалась страшной – старуху с сыновьями просто растерзала толпа сипахиев, возмущенных слишком большим влиянием иудейки при Дворе. Одному из сыновей удалось спастись, он принял ислам под именем Аксак Мустафа-чауш, и его потомки еще не раз обращались к османским султанам по поводу продления своих привилегий. Никто уже не помнил, по какому поводу султан Сулейман даровал особое положение Кире и ее потомкам, но авторитет Кануни и в веках оставался непререкаем, его потомки послушно продлевали действие самого первого фирмана (правда, часто за деньги).