Розмари Роджерс - Твои нежные руки

Прогоревшее полено затрещало, рассыпая сноп искр.

От дерева куда меньше сажи, чем от угля… Возможно, и тепла куда меньше, зато пахнет приятно, навевая давно забытые воспоминания…

В коридоре послышались шаги, и леди Сара поспешно выпрямилась, снова расправила юбки, поспешно схватила книгу с инкрустированного слоновой костью столика и сделала вид, что углубилась в чтение.

Не успели заглохнуть отзвуки легкого стука, как дверь широко распахнулась.

— Твои манеры оставляют желать лучшего, Холт, — безмятежно заметила она, перевернув страницу. — Обычно, перед тем как войти, просят разрешения.

Дверь громко захлопнулась.

— Какие формальности! Неужели вы все-таки скучали по мне, бабушка? — с легкой издевкой осведомился Холт.

Чересчур весело. Нашел повод позабавиться!

Леди Уинфорд поджала губы и уставилась в книгу, не видя текста и напряженно прислушиваясь.

Стук сапог стал удаляться. Брошенный украдкой взгляд прояснил обстановку. Холт просто отошел к сверкающему лаком поставцу из вишневого дерева, открыл хрустальный графин и плеснул в бокал немного бренди.

И только потом повернулся: образец небрежной элегантности, высокий, красивый, темноволосый, в костюме для верховой езды. Ему действительно шли туго обтягивающие лосины и высокие ботфорты. О, как он напоминал ей Роберта, особенно когда смотрел вот так, с полуулыбкой на губах, прикрыв синие глаза длинными ресницами. Высокомерие недаром считалось фамильной чертой, унаследованной от дедов и отцов, но ярче всего проявлялось в Холте, Роберте Холте Брекстоне, девятом графе Деверелле, или, как прозвали его приятели, Девиле [1], хотя, разумеется, никто, кроме Бакстера, не осмелился бы упомянуть столь абсурдную кличку в присутствии леди Уинфорд.

— Какой была война на этот раз? — поинтересовалась она, осознав, что молчание длится неприлично долго, и перевернула еще одну страницу в пику открытому безразличию внука.

— — Долгой и кровавой. Бесплодной. Опасной. А как вам Сократ?

— Кто? — нахмурилась леди Сара.

— Сократ.

Он с кривой усмешкой показал на томик, который она сжимала в руках.

— Труды Сократа нелегко понять, когда держишь книгу вверх ногами, бабушка. Разве никто не позаботился вам объяснить?

— Прикуси язык, Холт! — беззлобно приказала она.

Книга полетела на столик, а леди Сара, уже не скрываясь, принялась разглядывать Холта.

— Выглядишь так, словно тебя вываляли в грязи.

— На редкость точное описание моего состояния, как физического, так и морального. — Он шутовски отсалютовал ей бокалом и лукаво предположил:

— Подозреваю, что вы сделаете все, чтобы для меня этот день стал светлее.

— Вполне возможно, — чуть раздраженно обронила она: первый признак того, что и ее терпение не безгранично. — Вот-вот должны приехать гости.

— Полагаю, опять твои сельские священники? Боже, спаси нас от благожелательных лицемеров!

— Придержи свой богохульный язык, Холт! Преподобный Смайт оказался довольно приятным человеком.

— Ходячий ужас! Так это он возвращается? — Нет, хотя тебе его наставления не помешали бы.

— Весьма сомнительное заявление. Это он и его крысоподобная женушка виноваты в твоем увлечении реформой [2]. Жизнь казалась куда проще и спокойнее, до того как ты всей душой отдалась правому делу. Теперь же меня на каждом шагу осаждают подозрительные личности и ханжи-викарии.

— Как зло и несправедливо, Холт! Преподобный Смайт придал моей жизни новый смысл. — Леди Сара помедлила, пытаясь отыскать наиболее простое объяснение, но не подобрала нужных слов и осторожно добавила:

— Двадцать лет назад моей лучшей подругой была некая леди Силвередж. Ты, разумеется, не помнишь ее, но…

— Так это она решила немного у нас погостить?

— Нет, Холт, она умерла. Дай мне договорить.

Леди Сара с легким недоумением наблюдала за метаниями внука. Секунды не посидит спокойно — неустанно вышагивает от поставца к окну и обратно, хищной, грациозной походкой вышедшего на охоту льва. Очевидно, ему стоит большого труда держать себя в руках! Но от этого ее решимость только окрепла.

— Дочь леди Силвередж сделала неверный выбор, сбежав с жителем колоний, за что ее, естественно, прокляли и лишили наследства. Я хорошо помню ее: милая молодая дама, хотя немного упряма и чересчур независима. Она отправилась в колонии [3]со своим женихом, капитаном Кортлендом.

— Как ни занимателен ваш рассказ, бабушка, вынужден признаться, что у меня дела…