Джудит Тарр - Огненный столб

На празднества в город приехала мать царя, вдовствующая царица, которая распоряжалась, кем хотела. Даже Нофрет предупредили, что, может быть, придется прислуживать ей. Нофрет не стала говорить, что ее госпожа запретили прислуживать кому бы то ни было — все благоговели перед царицей-матерью Тийей, даже, наверное, ее внучка Анхесенпаатон.

Стоя в тени колоннады и наблюдая двор во всем его величии, Нофрет подумала, что это неудивительно. Царь сидел на троне, рядом с ним — царица, как и раньше. Царица-мать стояла прямо позади сына, в мантии и в короне. Ее небольшая фигурка, очень прямая, была исполнена жизненной силы, поразившей Нофрет даже на расстоянии, через всю ширину огромного зала. Ее лицо, слишком волевое, чтобы быть красивым, горело страстью, которой недоставало холодному совершенству царицы.

Это было не египетское лицо. Не совсем. Тийа была наполовину иноземкой. Глаза ее были шире, горбинка носа заметнее, губы полнее, чем у здешних людей. Она напоминала женщин Митанни или Ханаана. Глаза у нее были зеленые, как у Нофрет, а волосы, прикрытые париком, рыжие, как кедровое дерево, — Нофрет заметила выбившуюся прядь. Бледность ее кожи была иного оттенка, чем у египетских знатных дам, редко осмеливавшихся показать себя солнцу. Египтяне были желтовато-бледны, если не загорали до густого красно-коричневого цвета. Кожа царицы-матери Тийи была голубоватой, молочно-белой, почти как у Нофрет. Ее отцом был чужестранец из Азии, конюший одного из прежних царей. Он давно умер, но люди его еще помнили.

Ее брат Аи считался известным человеком в Двух Царствах, у него была жена из царского рода и дом, почти такой же большой, как дворец. Он выглядел еще более чужестранцем, чем Тийа, — высокий, худощаво-изящный, с острым орлиным носом, со странными светлыми глазами цвета серо-зеленой морской пены. Он приходился отцом царице Нефертити — у египтян были приняты родственные браки — и госпоже Мутноджме. Она не обладала великолепной красотой царицы, но была очень хороша собой и еще более надменна и холодна.

У царицы-матери были еще другие сыновья, кроме царя, и две дочери, не старше царских дочерей. Все они находились здесь. Дочери не представляли собой ничего особенного: милые девочки без следа материнского огня. Двое сыновей так сильно отличались по возрасту, что сначала Нофрет приняла младшего сына за старшего. Принц Сменхкара был высок, гибок и потрясающе красив, даже красивей царицы, по мнению Нофрет, — странно было видеть его рядом с явно неблагообразным царем и сознавать, что они дети одной матери.

Их брат Тутанхатон был совсем еще малышом — пухлый черноглазый ребенок, обещавший в будущем стать таким же стройным и красивым, как Сменхкара. Его недавно отняли от груди, и он никому не давал покоя. Тутанхатон облюбовал себе царевну Анхесенпаатон, и это означало, что Нофрет видела его постоянно. Он настойчиво следовал за ними обеими, подражал всем их действиям, требовал, чтобы его сажали обедать вместе с Анхесенпаатон, и надоел всем до невозможности.

Царевна вздыхала и терпела. Ей было проще, а Нофрет приходилось бегать, разыскивая мальчугана, когда он забредал в самые невообразимые места, заботиться о том, чтобы он был накормлен, и ругать нянек, которые подевались неведомо куда. А няньки сидели на кухне, потягивая пиво и бездельничая.

Нофрет позабыла, что значит слово безделье. Она должна была пробовать еду царевны, возиться с ее малолетними дядьями и предполагалось, что она знает всех и способна выразить каждому соответствующую степень почтительности. Царская семья, царские вельможи, царские наложницы, его гости и союзники сливались в массу неразличимых имен и лиц. Ипи — управляющий, Пенту — царский врач, Туту — распорядитель, Ани — царский секретарь, Маху — поддерживающий порядок именем царя, и правитель города, чье имя Нофрет не могла произнести без запинки и хихиканья: Неферхеперухерсехепер. Очень длинное имя для маленького кругленького человечка из ничем не примечательной семьи — как будто длина имени могла восполнить недостаток всего остального. Нофрет повторяла имена снова и снова, лежа ночью на своей циновке, распевала их наизусть, сопоставляла с лицами. Она не боялась порки, но была слишком горда, чтобы ошибаться.

Проще всего было, конечно, кланяться каждому, кто выглядел достаточно величественно, и называть его «мой господин» или «моя госпожа». Но Нофрет хотела добиться положения во дворце. Ей нужно было знать, кто есть кто, что он делает, кого можно использовать в своих целях, а кого лучше избегать.