Уилла Кэсер: Погибшая леди

Дом Форрестеров, стоявший на округлом холме, выходил фасадом на пологий склон, который вел к мосту, а с задней его стороны, на таком же пологом склоне, начиналась роща. Но к востоку от дома деревьев на холме не было, и этот склон круто, почти отвесно спускался от поросших травой уступов вниз, к болоту. Туда-то и устремились мальчики.

Когда подошло время завтракать, оказалось, что они не успели сделать ничего из задуманного. Все утро они бесились, как дикие: кричали с обдуваемых ветром откосов, опрометью сбегали вниз в серебристую болотную траву, разрывая влажную паутину, блестевшую на высоких стеблях, продирались сквозь заросли бледно-желтого рогоза, шлепали босыми ногами по песчаному дну ручья, охотились за полосатой водяной змеей, которую спугнули со старой ивовой коряги, где она нежилась на солнце, срезали раздвоенные ветки для рогаток, распластавшись на животе, пили холодную воду из родника, вытекавшего из-под берега в густые заросли водяного кресса. Только два мальчика-немца Рейнольд и Адольф Блюм уединились у тихой заводи, где поперек ручья лежало упавшее дерево, и, не обращая внимания на крики и плесканье вокруг, ухитрились поймать несколько плотвичек.

Чашечки диких роз были широко распахнуты и блестели под солнцем, луговая трава цвела и казалась лиловатой, только что начал распускаться серебристый молочай. Над лугами порхали птицы и бабочки. Внезапно ветерок стих, стало очень жарко, над болотом задрожало марево, исчезли птицы. Мальчики почувствовали, что уморились: рубашки липли к телу, волосы взмокли. Тогда они покинули знойные луга, ушли в рощу, улеглись на прохладной траве в благодатной тени высоких тополей и разложили свои припасы. Братья Блюм как всегда взяли с собой лишь ржаной хлеб и куски сухого сыра — остальные ни за что бы к ним не притронулись. Но только Тадеус Граймс — рыжий сын мясника — был настолько невоспитан, что решился презрительно отозваться об их бутербродах.

— Дома-то вы, небось, венские булки едите, почему же никогда их с собой не берете? — проворчал он.

— Ш-ш! — одернул его Нил Герберт. Он показал на приближающуюся к ним белую фигуру — женщина быстро спускалась с холма среди деревьев, освещенная мелькавшими сквозь листву солнечными бликами. Это спешила к мальчикам миссис Форрестер, она была без шляпы, иссиня-черные волосы блестели на солнце, на руке висела корзинка. Только спустя годы она стала защищаться от солнца и начала носить шляпы и вуали. Впрочем, хорошим цветом лица миссис Форрестер никогда не отличалась. Щеки у нее были бледные и довольно впалые, летом на них проступали едва заметные веснушки.

Когда она подошла к мальчикам, Джордж Адамс, приученный матерью строго соблюдать приличия, поднялся на ноги, и Нил последовал его примеру.

— Вот вам горячее печенье к завтраку, — миссис Форрестер сняла с корзинки салфетку. — Ну как, поймали что-нибудь?

— Да мы почти не удили. Просто носились, — ответил Джордж.

— Понятно! Шлепали по воде и все такое, — миссис Форрестер умела легко и доверительно разговаривать с мальчишками. — Я и сама иной раз, когда хожу к ручью нарвать цветов, не могу удержаться. Стягиваю чулки, подбираю юбки и захожу в воду… — Она выставила из-под платья ногу в белой туфельке и повертела ею.

— Но ведь вы и плавать умеете, правда, миссис Форрестер? — спросил Джордж. — А большинство женщин не умеет.

— Еще как умеют! В Калифорнии все женщины плавают. Только в Суит-Уотере меня купаться не тянет. Грязно, да еще и водяные змеи и пиявки. Брр! — Она передернула плечами и засмеялась.

— А мы сегодня видели водяную змею! Хотели ее поймать. Огромная! — вставил Тэд Граймс.

— Что же вы ее не убили? Теперь я войду в воду, а она меня укусит за ногу. Ну, подкрепляйтесь! Джордж, корзинку вернешь Мэри на обратном пути, — и миссис Форрестер ушла, а мальчики провожали глазами ее белую фигуру, мелькавшую по краю рощи. То и дело она останавливалась, чтобы поискать малину на кустах, росших у изгороди.

— Печенье и правда вкусное, — заметил один из смешливых и загорелых близнецов.

Мальчики-немцы жевали молча. Всем польстило, что миссис Форрестер сама спустилась к ним, а не отправила угощение с Мэри. Даже задиристый малолетка Тэд Граймс, у которого, как у всех Граймсов, рот был точь-в-точь рыбья пасть, а надо лбом торчал рыжий вихор, — даже он понимал, что миссис Форрестер — человек совсем особой породы. А Джордж и Нил были уже достаточно взрослые, чтобы видеть, как не похожа миссис Форрестер на других женщин в их городе, и старались понять, почему она не такая, как все. Братья Блюм робко глядели на нее из-под светлых, коротко обкромсанных челок, зная, что она принадлежит к богатым и знатным мира сего. Лучше, чем кто-либо другой из их приятелей, они сознавали, что наличие в обществе таких обласканных судьбой счастливцев — факт, сам собой разумеющийся.