Шерри Томас: Обольщение красотой

Дискуссия, вызванная новыми экспонатами, оказалась настолько увлекательной, что Кристиан принял приглашение отобедать с куратором музея и его коллегами. После обеда, вместо того чтобы сразу направиться в свою городскую резиденцию — где сохранялся небольшой штат слуг на тот случай, если он приедет — он решил провести час в своем клубе. Сезон закончился, светское общество разъехалось из Лондона, и можно было надеяться, что его не слишком побеспокоят.

В клубе и вправду было немноголюдно. Кристиан расположился в библиотеке с бокалом бренди и свежим номером «Таймс».

Днем было проще. Его время было заполнено учебой, управлением поместьем и общением с друзьями. Но по ночам, когда мир затихал и он оставался наедине с самим собой, мысли слишком часто обращались к даме, которая похитила его сердце, даже не взглянув на него.

Она снилась ему. Порой эти сны были пугающе яркими, она лежала под ним, гибкая и обнаженная, нашептывая ему на ухо сладострастные слова. В других случаях она держалась на расстоянии, маня его издали, а он не мог двинуться с места, обратившись в мраморную статую. Он кричал и рвался из своего каменного плена, но она ничего не видела и не слышала, такая же равнодушная, как и прекрасная.

В библиотеку кто-то вошел. Кристиан сразу узнал посетителя. Это был Энтони Таунсенд, ее муж.

Последние годы стали для Кристиана настоящим учебником по уязвимым сторонам человеческой натуры. До встречи с миссис Таунсенд он не испытывал зависти, грусти и отчаяния. А также чувства вины, охватившего его сейчас при виде Таунсенда.

Кристиан никогда не желал этому типу зла и вообще воспринимал его исключительно как досадное, но неодолимое препятствие. Однако в своем сознании он бессчетное число раз спал с его женой. И, случись что-нибудь с Таунсендом, Кристиан оказался бы первым в списке желающих быть представленными вдове.

Этого было достаточно, чтобы Кристиан допил свой бренди, отложил газету, которую не успел даже раскрыть, и поднялся, собираясь уйти.

— Я вас видел раньше, — сказал Таунсенд.

После секундной заминки, вызванной удивлением, Кристиан холодно отозвался:

— Не припомню, чтобы мы встречались.

Он не разделял высокомерия своих высокородных предков, но мог быть столь же неприступным, как любой де Монфор, когда-либо живший на свете.

Таунсенд, однако, не выглядел обескураженным.

— Я не говорил, что мы встречались, но ваше лицо мне знакомо. Ах, да. Это было на крикетном матче пару лет назад. Вы были в полосатой кепке Харроу и пялились на мою жену.

Черты Кристиана, отражавшиеся в оконном стекле на фоне темной улицы, потрясенно застыли, словно он смотрел прямо в лицо Медузы-Горгоны.

— Я не помню, как выглядят мои горничные, но помню лица всех джентльменов, которые пускают слюни при виде моей жены. — В голосе Таунсенда прозвучало странное безразличие, словно ему же было все равно.

Лицо Кристиана загорелось, но он промолчал. Как ни вульгарно говорить о собственной жене в подобном тоне, делая намеки на толпы воздыхателей, которые ее домогаются, Таунсенд не вышел за рамки дозволенного.

— Вы напоминаете мне кого-то, — продолжил Таунсенд. — Вы случайно не родственник покойного Лексингтона?

Интересно, станет ли Таунсенд порочить его имя перед своей женой, если он признается?

— Покойный герцог был моим отцом, — сказал Кристиан, глядя на свое отражение в стекле.

— Да, конечно. Значит, вы — Лексингтон. Она будет в восторге, узнав, что персона, обладающая столь высоким статусом, считает ее завидной наградой. — Таунсенд издал сухой, лишенный веселья смешок. — Возможно, ваше желание еще исполнится, ваша светлость. Но советую дважды подумать. Если не хотите закончить так же, как я.

На этот раз Кристиан не смог сдержать своего презрения.

— Обсуждая свою жену с посторонними? Едва ли.

— Я тоже не думал, что способен на это. — Таунсенд пожал плечами. — Прошу прощения, сэр, что задержал вас своим нытьем, недостойным джентльмена.

Он поклонился. Кристиан коротко кивнул в ответ.

И только на следующее утро он задался вопросом, что имел в виду Таунсенд, когда сказал: «возможно, ваше желание еще исполнится».

Через неделю в газете появился некролог. Таунсенд отправился в мир иной. Потрясенный, Кристиан навел справки и узнал, что Таунсенд находился на грани банкротства. Более того, он задолжал крупные суммы ювелирам, как в Лондоне, так и на континенте. Неужели он влез в эти долги, чтобы его жена была довольна и не поглядывала в сторону чересчур пылких поклонников, готовых осыпать ее щедрыми дарами за милости?