Барбара Картленд - Самозванка поневоле

Затем, осознав наконец смысл сказанного сестрой, она спросила:

— Ты утверждаешь, что она знает о твоих планах?

— Моя дорогая Урса, перестань вести себя как деревенская простушка. Конечно, в Лондоне заводят романы. И конечно, при этом должен быть некто, открывающий и закрывающий двери, тот, кто держит язык за зубами и полностью предан хозяйке, как Мари предана мне.

Урсе нечего было на это ответить.

Она лишь беспомощно глядела на сестру и думала, что это — самое абсурдное предложение, какое она когда-либо слышала.

В то же время она хорошо понимала, что Пенелопа всегда добивается своего.

А значит, каким-то образом — хотя она сама не могла понять почему — ей придется сделать то, о чем ее просят.

Как будто заранее зная о неотвратимости своей победы, Пенелопа сказала:

— Мари ждет в экипаже. Я сейчас пойду и скажу ей, чтобы она поднялась сюда и помогла тебе переодеться. После этого мы отправимся в Брэкли-парк.

«Я не могу… я не могу сделать это!» — хотела сказать Урса, но, видя, как ее сестра решительно поднялась, она осознала, что любой ее протест останется неуслышанным.

Как ни страшила ее эта идея, она согласилась выдать себя за Пенелопу.

Урса стояла у зеркала и никак не могла поверить, что смотрит на собственное отражение.

Пенелопа провела сестру наверх, где их ждала ее камеристка Мари.

Она уже успела достать наряды, часть из них лежала на кровати.

Урса отметила про себя, что Мари типично французская горничная.

— А теперь Мари сделает тебя более похожей на меня, — сказала Пенелопа, — и ты будешь поражена, как за короткое время превратишься в другую Урсу, отличающуюся от той, что смотрит на тебя в зеркало сейчас.

Она сказала это с насмешкой, от которой девушке стало не по себе.

Мари помогла ей снять платье и усадила за туалетный столик, чтобы соорудить самую модную прическу.

Результат был ошеломляющим: она стала выглядеть старше, утонченнее и, бесспорно, гораздо привлекательнее.

Затем Мари напудрила ее лицо и чуть-чуть подрумянила щеки.

Отец ни за что не одобрил бы это, подумала Урса, но протестовать не стала.

А Пенелопа в это время знакомила ее с некоторыми деталями своей лондонской жизни.

— У нас большой дом на Гросвенор-сквер, — рассказывала она, — и загородный дом близ Виндзора, а Брэкли-парк Артур отдал своей матери.

Немного помолчав, она добавила:

— Это очень удобно для Артура, поскольку ему приходится часто видеть королеву.

Урса поняла, что на нее хотят произвести впечатление, и сказала:

— И он не скучает по дому, в котором вырос?

— Нет, он расположен слишком далеко от Лондона, — пояснила сестра, — а так как его мать блаженствует там, он решил не переселять ее в Дауэр-Хаус, он слишком мал и уродлив.

Урса молча слушала ее, и Пенелопа продолжала:

— Честно говоря, у меня нет желания зарывать себя в этих краях. С меня хватит детства, проведенного здесь, я еще не забыла здешнюю скуку.

— О Пенелопа, — возразила Урса, — мы были очень счастливы, ты же помнишь это! А когда была жива мама, для нас устраивали такие веселые детские пикники.

— Тебя они, возможно, и развлекали, — усмехнулась Пенелопа, — но ты ведь моложе меня. Мне вскоре надоела вся эта пресная молодежь.

Она взглянула на себя в зеркало.

— Абсолютно все изменилось, когда я приехала в Лондон и обнаружила, что все мужчины из высшего общества хотят танцевать со мной. Они осыпали меня комплиментами, и, конечно, каждый хотел поцеловать меня.

— Но ты, конечно, не позволяла им! — поспешно сказала Урса.

Пенелопа не ответила.

— Значит, позволяла! — воскликнула Урса. — О Пенелопа, мама ужаснулась бы, узнай она об этом.

— Лишь только потому, что она жила здесь, в деревне, где все слишком щепетильны и нетерпимы, — возразила Пенелопа. — Бремена меняются, и уверяю тебя, Урса, что многие молодые мужчины жаждут моей благосклонности, а один из них — особенно!

Последние слова она произнесла очень тихо.

Урса поняла, что она имеет в виду мужчину, с которым должна встретиться.

Именно ради него разыгрывается эта сложная шарада в лицах, где ей отведена главная роль.

Она подумала также, что непристойно говорить о таких вещах при камеристке.

Мари между тем в довершение колдовства смазала блестящей помадой ее губы и покрасила тушью ресницы.

От этого ее глаза стали казаться огромными.

Только сейчас она заметила, что ресницы Пенелопы намного темнее волос.