Элизабет Эссекс - Страсть и скандал

Где-то рядом в землю вонзилась молния — резкий, пахнущий серой разряд, прокатившийся по лужайке как раз в тот момент, когда у ног Катрионы травяная кочка с шипением взорвалась ошметками стеблей и бурыми комьями почвы. Катриона встала как вкопанная. Гром потряс небо, эхом сотрясаясь в ее груди.

Но она ошиблась.

Она подняла глаза, чтобы убедиться — на голубом небе пока не было ни облачка. Тем не менее не иначе как надвигалась гроза. Если так, нужно увести детей в дом. Громовые раскаты особенно напугают малышку Марию.

Она собиралась повернуть назад, оглянуться через плечо, возможно, поговорить о Марии с леди Джеффри, когда следующий громкий разряд ударил слева от нее. От тисовой изгороди отлетела ветка и упала к ее ногам. Ее затуманенный ум больше не мог отрицать очевидное. Выстрелы — вот что она слышала.

Томасу Джеллико не хватило терпения. Не мог он тянуть время, конвоируя ее назад в Индию, чтобы там дожидаться сурового приговора суда. Решил застрелить прямо здесь. На виду у собственной семьи. На виду у детей. Милостивая святая Маргарита!

Воздух вокруг нее сгустился, затрудняя движения. Катриона слышала испуганные крики за спиной. Все бросились искать укрытие, и звуки чьих-то шагов тяжело отдавались на лужайке. Но когда девушка наконец смогла обернуться с криком, чтобы прятали детей, она увидела перед собой лишь английское воплощение Танвира Сингха, который набросился на нее, словно демон смерти и разрушения. Ничего другого его лицо выражать не могло.

Бежать было поздно. Она ударилась о его твердое, неподатливое тело, которое сбило ее с ног и навалилось сверху, так что воздух покинул ее легкие.

— Ради бога, — прорычал он ей в самое ухо, когда она попыталась драться, чтобы выбраться из-под этой тяжести. Крупная загорелая рука накрыла ее затылок, вдавив лицо в траву самым бесцеремонным образом. Голос звучал хрипло, как шорох гравия. — Лежи тихо!

Он распластался на ней сверху, придавив к земле всеми пятнадцатью стоунами веса. У нее в груди заныло при тщетной попытке сделать вдох. Она начала ерзать под ним, чтобы втянуть в легкие хоть немного воздуха.

Пробормотав чрезвычайно грубое англосаксонское ругательство, он слегка сдвинулся в сторону.

— Прекрати. Бога ради, не двигайся.

Их тела сплелись — его нога дерзко проникла под покров ее нижней юбки, и твердое колено уперлось ей в бедро. Обе руки прижимали ее к земле, не давая освободиться от веса его тела. Огромное тело распростерлось сверху, подавляя своей силой.

Мимо прошелестела следующая пуля, и он вцепился в ее руку.

— Быстро! — приказал он, вскакивая на ноги и увлекая ее за собой. Потянул за платье, рывком поставил на ноги и толкнул, указывая на маленькую брешь в высокой стене вечнозеленой растительности, за которой скрывалась низкая каменная стена, образуя самую настоящую пещеру, темную, покойную. Привалившись к камню спиной, он грубо привлек ее к себе, втискивая в угол, где сходились стена и каменная лестница, что отделяла лужайку от зеленого лабиринта. — С тобой все в порядке? Ты не ранена?

Она не была ранена, но, разумеется, ни о каком порядке не могло идти и речи. Шляпка оказалась безнадежно смята и свисала набок, ее ленты врезались в кожу шеи. В рот набилась земля, и она по-прежнему едва могла дышать. Одна из пластинок китового уса в ее корсете, должно быть, сломалась — с такой грубой силой он на нее навалился, — и теперь вонзалась ей в бок точно лезвие ножа. Но главное, что мешало Катрионе чувствовать себя в порядке, так это то, что она была рядом с человеком, который раньше звался Танвиром Сингхом, а теперь навалился на нее всем телом, чтобы укрыть от выстрелов. Защитить. Гореть бы ему в аду!

Проклятие на них обоих! Потому что, если Томас Джеллико взял ее под защиту, значит, в нее стрелял кто-то совершенно другой.

Катриона пыталась побороть острый панический страх, что разливался в ее груди, и сделать глубокий вдох. Старалась сохранять спокойствие среди невообразимого хаоса.

— Дети? Кто-нибудь ранен?

В тусклом свете, что сочился сквозь ветви, она скорее угадала, нежели увидела, как Танвир Сингх повернулся к ней лицом.

— Их вывели из-под обстрела. На лужайке никого нет, — ответил он.

Он деловито ощупывал ее тело, руки, ноги. С той же профессиональной сосредоточенностью и заботой, как некогда осматривал своих лошадей. А ведь когда-то она видела в его взгляде, в движении рук, что гладили ее тело, отнюдь не беспристрастный опыт, но сосредоточенное, только ей предназначенное внимание и нескрываемое восхищение.