Барбара Картленд: Звезда-беглянка

Миллет остолбенел: перед ним стояла женщина, чье лицо было скрыто вуалью. Он пытался угадать, кто она и зачем пожаловала.

Сторож закрыл за собой дверь, и незнакомка откинула вуаль.

— Миледи! — воскликнул Миллет.

— Вы удивлены, Митти? — отозвался юный голос. — Я знаю, уже поздно, но я была уверена, что вы еще не спите.

— Нет, миледи. Но вы… вы не можете находиться здесь так поздно!

Схватив стоявший в углу комнаты стул, Миллет поспешно протер его уголком зеленого суконного фартука, и поставил рядом с ночной гостьей.

— Садитесь, миледи, — пригласил он.

Девушка — а она была очень молоденькой — приняла его приглашение и присела.

Но прежде всего она отстегнула плащ для верховой езды, надетый поверх изящного бархатного платья, и сняла шляпу с высокой тульей.

Положив вещи на стол рядом с серебряной чашей, она поправила прическу и откинула волосы со лба.

Миллету показалось, будто в темноту буфетной ворвался солнечный свет. Лучи масляной лампы золотыми искрами заиграли в ее белокурых волосах и потонули в бездонной глубине выразительных глаз.

У нее были странные глаза, голубые, но не яркие, а немного палевые.

Их оттеняли детские реснички: длинные, они загибались кверху, темнея на кончиках и придавая девушке бесконечно юное и весеннее выражение.

Каждый, глядя на нее, чувствовал, что страдания и заботы рода человеческого ее никогда не касались и не могли коснуться.

— Миледи, ведь вы приехали не одни? — спросил Миллет.

Она лукаво улыбнулась в ответ:

— Я приехала на Цезаре. Я привязала его за дверьми.

— Одна! На Цезаре! Миледи! — воскликнул Миллет. — Вы же знаете, что его светлости это не понравится!

— Его светлости столько всего не нравится! Впрочем, это не важно.

В голосе девушки послышались незнакомые Миллету нотки, которые заставили его забеспокоиться. Он пристально посмотрел на девушку.

Его светлости не мешало бы получше следить за такой красавицей, как Грейсила. Миллет всегда так считал.

Но Миллет за долгие годы службы прошел отличную школу и прекрасно знал, что хозяин всегда прав.

Он знал, что леди Грейсила сама расскажет ему, почему вместо того, чтобы спокойно спать у себя в кровати на втором этаже замка, она оказалась этой ночью у него в Баронс-Холле.

— Присядьте, Митти, — сказала Грейсила. Она называла его уменьшительным именем, которое дала ему еще ребенком.

На Миллета нахлынули воспоминания о давно прошедшем, и на глаза навернулись слезы о тех, оставшихся в далеком прошлом счастливых временах. То, что было, уже не вернуть, так уж устроен мир.

— Присесть, ваша милость? — переспросил Миллет.

— О, Митти, перестань быть таким сдержанным! Мне нужна твоя помощь, как тогда, когда умерла мама. Ты был единственный, кто мог успокоить меня, помнишь?

Выразительный голос девушки слегка дрогнул.

Миллет сел и обеспокоенно посмотрел на Грейсилу. Ему показалось, что она не так весела, как обычно, и вроде чересчур бледна.

— Чем обеспокоена ваша милость? — спросил он тем задушевным тоном, который всегда отгонял прочь любые тревоги и заботы девочки.

Леди Грейсила затаила дыхание:

— Я убежала, Митти.

— Но как, ваша милость! — воскликнул Миллет. — У вас же на днях свадьба!

— Я не могла выйти замуж за герцога! Не могу! — заявила Грейсила. — Именно поэтому вы и должны мне помочь, Митти.

Увидев, что старый дворецкий оцепенел и не в состоянии что-либо произнести, она продолжила:

— Я подождала, пока в доме все стихло, оставила на подушке записку для папеньки, прокралась на черную лестницу и спустилась во двор. Там я свистнула Цезаря, и вот теперь я здесь.

— Но, миледи, — произнес Миллет, однако девушка перебила его:

— Я не собираюсь возвращаться, а поэтому была не настолько глупа, чтобы уйти с пустыми руками. Я прихватила свои лучшие платья, они привязаны к седлу. Под лукой седла Цезаря голландский мешок, в котором много всякой всячины, которая может мне понадобиться.

Миллет, открыв рот, уставился на Грейсилу.

— Но, миледи… вы не можете здесь оставаться, — наконец выговорил он.

— Придется, Митти. Никому в голову не придет искать меня в Баронс-Холле.

Она коротко засмеялась, но в ее смехе не было ни капли радости.

— Но, миледи… — начал Миллет.

— Я знаю, вы хотите высказать свои возражения, Митти, — сказала леди Грейсила, — только, пожалуйста, сначала пойдите и принесите мои вещи, я не хочу, чтобы Цезарь сбросил и растоптал их. Это все, что у меня осталось в этом мире.