Сергей Степанов - Любовь и разлука. Опальная невеста

– Известно, чердынцы работали! – посмеивался Бабинов. – Чуяли, что останется их Чердынь не у дел, когда откроется короткий путь. Так оно и вышло. Как государеву дорогу открыли, на всех иных дорогах и тропах указано было учинить засеки, дабы ни пешему не пройти, ни конному не проехать. Всему свое время! Была тайная тропа, теперь проезжая дорога. Скажи, боярыня, ведь сейчас глаже стало, чем в старую пору, когда ты с Григорием Григорьевичем ехала? Даст Бог, мои сыновья и внуки улучшат. Скоро на Руси дороги станут гладкими, яко в заморских странах.

– Ой, навряд ли, родимый, навряд ли! – кряхтела бабушка Федора, едва удерживаясь на подпрыгивающей телеге.

Невыносимо досаждали комары, пауты и мухи, но злее всех была вездесущая мошка, от чьих укусов зудела кожа. Провожатые говорили, что к середине лета мошка и комары заметно присмирели. Если так, то страшно было представить, как зверствовал гнус в начале лета. Впрочем, было что вспомнить добрым словом на этом трудном пути. На холмах вдоль дороги росли кедры. Стрельцы набили полные сумы крупными смолистыми шишками, и опальные лихо щелкали сладкие орешки. На дорогу, прямо под копыта лошадей выскакивали жирные зайцы и сидели, не таясь, шевеля длинными ушами. Стрельцы били их из пищали под ворчание Бабинова, что не дело тратить на такие пустяки драгоценный порох и свинец. Места здесь глухие, все привозят издалека и ломят втридорога.

Бабинов жаловался царице на свою тяжкую долю:

– Устроил я для пригляда за государевыми грузами дворишко худой на Яйве, сколько дозволили скудные средства. Одна беда, пашни там нет, кормимся привозным хлебом. И на такую пустошь никто не идет. А жадные соликамские посадские и уездные людишки во всякие подати воротят с собою вместе. Спасибо, великий государь велел меня обольготить!

Марья усмехалась, слушая его речи. Она уже успела убедиться, что вож Сибирской дороги был из людей, коим пальца в рот не клади. Встречные ямщики кланялись Артемию Сафоновичу ниже, чем соликамскому воеводе. Никто из ямщиков не называл дорогу государевой, говорили просто – Бабиновская. Когда подъехали к его вотчине на реке Яйве, братья Желябужские присвистнули. Хозяйству Бабинова позавидовал бы иной боярин. Все радовало глаз в этой пустоши. Пашня, которой якобы не было, колосилась отменной рожью. Имелись в вотчине и сенные угодья, и крепкие амбары, и церковь Введения Пречистой Богоматери, в которой шли повседневные службы. В алтарь церкви Бабинов положил жалованную грамоту Михаила Федоровича, даровавшую ему земли вверх по реке Яйве на двадцать верст и вниз по реке на пятнадцать верст.

Владения Бабинова находились посередине государевой дороги. От Яйвы путь вел к Махневу, где был устроен ям для ямской гоньбы. Весь ям состоял из нескольких жилых изб для отдыха ямщиков, низкой конюшни для подменных лошадей и хозяйственных построек. На ямскую службу старались принимать людей добрых, не пьяниц и животом прожиточных. Они целовали крест, что служить будут без обмана и государевы грузы возить будут немешкотно. И крест целовали не где-нибудь, а на Москве в Ямском приказе. Лихим посвистом ямщики давали знать о своем приближении и лихо осаживали взмокших лошадей у ворот яма.

– Не соизволит ли государыня глянуть на пещеры, вроде той, где было вогульское капище? – спросил Бабинов.

Марья устала после тряской дороги, но любопытство взяло верх. Спросили пятидесятника, тот не возражал. Отрядил стрельцов для сопровождения, а сам завалился спать на сеновале. Дяди пошли с племянницей, радуясь возможности размять затекшие от сидения на телеге ноги. Надо было пройти две версты, но таким густым буреломом, что молодые стрельцы выбились из сил. Марья, хоть и спотыкалась от усталости, чувствовала себя совершенно счастливой. Пусть ноги наливаются свинцовой тяжестью, зато она идет самостоятельно. Никто не подхватывает ее под руки, не закрывает государыню от чужих взоров. Не скачут впереди стольники, не разгоняют плетью толпы людей. Стрельцы давно отстали и даже не пытаются ее догнать. Воистину, стоило попасть в ссылку, чтобы ощутить забытый вкус свободы!

Вход в пещеру находился под громадной скалой. По словам Бабинова, пещер было числом семь, одна другой глубже. Вож велел сделать из валежника факелы, чтобы осветить государыне путь. Узкий вход вел в самую толщу камня. Стены в причудливых подтеках, словно подземный огонь растопил камень и он стек, а потом застыл толстыми сосулями. Сначала пещера напомнила Марье подземный ход от Набатной башни к храму Василия Блаженного. Но узкий проход внезапно расширился, превратившись в огромный зал. Пещера оказалась двухъярусной. Марья стояла на уступе стены, словно в тайной комнате над Святыми сенями, откуда она через смотрительную решетку наблюдала за приемом сибирского царевича.