Махидевран старалась скрыть злые слезы, но они упорно выступали на глазах. Было понятно, что любое слово может вызвать настоящие рыдания. Хафса смотрела на баш-кадину и не могла найти слов утешения, хотя надо бы не утешать, а поздравлять – ее сын признан взрослым, назначен правителем провинции. Настоящий наследник.
Но провинция отдаленная, не Маниса, где обычно набирались опыта наследники, а Караман – на востоке. Но главное – самой Махидевран не будет в Стамбуле, потому что мать шехзаде должна отправиться с сыном, чтобы там организовать жизнь гарема, подобрав девушек, следя за порядком…
Уехать из Стамбула, оставив Хуррем подле Повелителя одну?!
Хуррем, этот демон из преисподней, победила, добившись от Повелителя должности наместника для Мустафы как можно дальше от Стамбула. Непонятно, то ли доверие, то ли ссылка. Несчастная Махидевран считала, что второе. Конечно, она не бросит сына, он еще так молод, и хотя за наследником есть кому присмотреть, с ним будут серьезные наставники, гарем создавать Махидевран. Этим назначением ее обрекли на прозябание в дальней провинции, в жаре, почти на краю света.
Почему не Маниса, благословенная Маниса, где Махидевран все близко и знакомо, где родился сам Мустафа, где и должен править наследник? Для кого Повелитель приберег Манису? Думать об этом было страшно.
Мучилась и валиде. Султан отправил старшего сына в Караман. Конечно, провинция большая, но она к Багдаду ближе, чем к Стамбулу. Дальше только вон Алеппо или Трапезунд. При мысли о Трапезунде ей стало не по себе. Туда в свое время сослал неугодного Селима его отец Баязид, но у Баязида была причина злиться на сына, потому что тот поднялся против отца, к тому же Селим был младшим. Мустафа старший и повода ссылать себя не давал.
Почему? За что? Эти вопросы просто рвались из сердца у обеих женщин. Валиде могла бы прожить без Махидевран и Мустафы, но только если бы старший внук отправился в Манису, но не в далекий Караман.
Но Хафсу больше терзало понимание, что своим неудачным разговором заронила в душу султана сомнения в верности старшего сына. Сулейман и без того подозрителен, а теперь будет думать о Мустафе как о возможном сопернике. Вай, как нехорошо…
– И чему это вы так радуетесь, госпожа?
Роксолана посмотрела на Зейнаб почти победно:
– Повелитель отправляет шех-заде Мустафу наместником в Караман. Махидевран уезжает с ним!
– Удалили, значит, главную соперницу?
– Ты не рада?
– Лучше, если бы она была на виду…
– Для кого лучше? Терпеть ее не могу!
Она не удержалась, отправилась-таки к валиде, хотя та не звала. Но на горе Махидевран стоило посмотреть.
Конечно, Роксолана пришла «поздравлять».
– Валиде, поздравляю, ваш любимый внук стал настолько взрослым, что ему положен гарем.
Валиде взорвалась, чего с ней никогда раньше не бывало. Ее ноздри раздулись от всепоглощающего гнева, сверкающие глаза впились в лицо Роксоланы. А та вдруг почувствовала, что ей… не страшно. Скорее, чувство было похоже на возбуждение, как перед прыжком в воду, когда знаешь, что она холодная, но именно это и приводит в восторг.
Пьянящее чувство хоть минутной, но власти. Теперь следовало не выдать радости от этого чувства, спрятать свое довольство глубже, изобразить смирение. Одним ловким ходом, одним советом она избавилась от главной соперницы. Да и валиде в отсутствие главной сторонницы станет немного потише.
В месяце шавваль, следующем за рамаданом, Стамбул провожал повзрослевшего шех-заде Мустафу в далекий Караман. Конечно, с ним ехала и мать – баш-кадина Махидевран. Одной соперницей у Роксоланы в Стамбуле становилось меньше…
Хатидже после измены Ибрагим-паши притихла, Махидевран уехала, валиде тоже словно сникла, к тому же все время болеет. Остается Ибрагим. Она так старалась, чтобы Мухсине снова совратила грека, тогда ему было бы уже не выпутаться, но Ибрагим нутром чувствовал опасность и умел избегать ее. Мало того, нашел-таки выход – завел себе юного фаворита Джешти Бали! Нельзя гарем из женщин, пришлось любить юношу.
Узнав об этом, Хатидже едва не лишилась разума, она даже пыталась покончить жизнь самоубийством, перерезав вены, вернее, попытавшись это сделать.
Валиде попробовала убедить ее вернуть мужу свою благосклонность, мол, вернется в спальню, забудет всех мальчиков на свете, а к женщинам после всего и так подойти боится.
Любившая Ибрагима Хатидже была готова простить и такую измену, она даже родила еще одного сына, но Джешти Бали Великий визирь так и не бросил.
Читать дальше