Джулия Бьянки - Демоны да Винчи

Человека, назвавшего себя братом Альбано, стражники потащили по коридорам Синьории к наспех сколоченной виселице. Он сильно изменился за эти несколько дней. Следы от вызванной соком молочая высыпи изгладились, уступив место кровоподтекам и синякам от побоев, холщевое рубище не могло скрыть следов пыток на его теле. Во многих местах оно пропиталось кровью, а его правая рука висела подобно плети. Лицо его заострилось, побледнело и приобрело некое особенное благородство. Оно стало подобно лицу мученика на забытой иконе. Леонардо выхватил тетрадку и принялся делать зарисовки, чтобы сохранить это удивительное выражение.

Оказавшись на галерее Синьории, он сделал отчаянное усилие, вырвался из рук стражников, бросился к парапету, склонился вниз и закричал:

— Жители Флоренции! Будьте вы прокляты! Покупаете себе хлеб за морем и солдат за горами? Возомнили, что деньги могут защитить вас от гнева Божия? Нет! Пусть на ваши головы обрушится моровая язва, черные чумные крысы заполонят ваши улицы, а погребальные костры заменят карнавалы. Каждый третий из вас умрет!

Горожане, собравшиеся поглазеть на казнь и пребывавшие в большом оживлении, разом притихли. Хотя в голубых небесах не было ни единого облачка, над площадью зашелестел ледяной ветер, какая-то девица пронзительно вскрикнула и лишилась чувств. Заплакал ребенок, вороны черным вихрем слетались к виселице — рукотворному дереву смерти. Стражники сперва внимали его словам, как завороженные, но нашли в себе силы вырваться из-под черных чар, оторвать обезумевшего убийцу от парапета и потащили по лестнице вниз, но он продолжал биться в их руках, словно припадочный, выкрикивать свои страшные проклятия:

— Ты, Пьетро, мой негодящий брат во Христе! Ты надел рясу нашего братства, но никогда не получишь ключа от Святого престола! Тебе не пережить отца, ты умрешь молодым, в корчах и страшных мучениях. Твой ублюдочный братец Джироламо [39] Джироламо Риарио делла Ровере (1443–1488) — один из непотов Папы Сикста IV (официально считался племянником Понтифика, однако по слухам был его внебрачным сыном), был женат на побочной дочери герцога Милана. Пал жертвой заговора. недолго переживет тебя и будет убит собственными друзьями… — Даже побои стражников не могли заставить его замолчать. Его губы побелели от пены безумия, раны начали кровоточить, и кровь пятнала свежеструганые доски, когда его втаскивали на виселицу. Он продолжал кричать: — Ты, Да Винчи, мнящий себя ученым, все твои изобретения останутся рисунками безумного! Ни одно из них не принесет пользы! Всю жизнь ты будешь неприкаянно бродить по свету, будешь искать ее, только ее — но больше никогда не увидишь этой женщины… — Стражники связали его руки за спиной, набросили на шею петлю, но так и не смогли заткнуть его окровавленного, жестокого рта. — Ты, Джулиано — мерзкая, презренная тварь в змеином гнезде Медичи — тебе не стать правителем этого проклятого города! Никогда. Ты отгулял свой последний карнавал… Тебе не дожить до следующей Пасхи. А вы, Великолепный синьор Лоренцо… — он не сумел договорить.

Капитан Дель Сарто отодвинул палача и одним точным движением привел виселицу в действие. Убийца и отравитель раскачивался на веревке, издавая глухой вой, его тощие ноги обнажились и задергались в смертных судорогах, потом он затих и вытянулся. Так всегда бывает, когда человек превращается в тело, лишенное жизни. Леонардо знал это и стремился запечатлеть на бумаге мгновенье, когда душа отлетает из уст на последний суд, и только голуби способны видеть ее…

На выходе из здания Синьории его Великолепие подозвал своего казначея и наказал ему выплатить вознаграждение, обещанное палачу, синьору Дель Сарто, на что капитан лишь отмахнулся:

— Не стоит вашего беспокойства, синьоры! Я сделал это от чистого сердца.

Синьор Да Винчи, живописец, член гильдии святого Луки, вернулся в мастерскую и до самой глубокой ночи не выпускал из рук кисти. Он верил, что полотно сохранит для него лицо синьоры Марии, даже если им не суждено свидеться в земной юдоли. Картина сохранит черты прекрасной моны в ликах мадонн и святых. Рано или поздно его дни сочтутся, но она останется такой же свежей и прекрасной, как лунный свет. Когда он исполнит свое предназначение, древнее братство войдет в его жизнь подобно сиянию луны и ему откроется знание, способное изменить мир.

Сияющий, белый диск медленно пересекал ночное небо — светило достигло полнолуния. Леонардо взял сундучок, поставил его на столик у окна и погладил прохладный медальон на крышке. Буквы под пальцами складывались в слова:… путь наш во мраке… беззвучно повторил он. Фраза словно обрывалась! Леонардо вооружился стамеской, осторожно снял медальон и перевернул медную пластинку. Она была заполнена греческим текстом. От краев к центру размер шрифта увеличивался, древняя надпись кричала ему о чем-то важном, как уста пророчицы. Лунный свет озарил каждую букву, чтобы он смог прочитать: