Бренда Джойс - Преследование

Амелия подошла к столу и жестом пригласила мистера Гарольда сесть в кресло напротив:

— Сядьте, мистер Гарольд. Или мне стоит пригласить сюда моего зятя, графа Бедфордского? Он-то наверняка сумеет убедить вас быть посговорчивее. В отсутствие его светлости все мы должны исполнять свой долг.

Мистер Гарольд тут же послушно опустился в кресло.

Амелия заняла место Саймона за столом. Она открыла бухгалтерскую книгу.

— Мы должны досконально проверить все наши счета. А начнем мы с ваших еженедельных расходов.

Мистер Гарольд кивнул.

Дублин, Ирландия, 29 июля 1794 года

Несколько последних солнечных лучей скользнули в маленький гостиничный номер. Саймон сидел за крошечным столом, сгорбившись над планшетом для письма и то и дело макая перо в чернила. Он что-то лихорадочно строчил, пытаясь успеть, пока дневной свет не сменили сумерки. В комнату заползли тени, и стало почти темно.

«Солнце вот-вот сядет, так что мне пора заканчивать свое письмо, Амелия. Не проходит и дня, чтобы я не предвкушал наше радостное воссоединение. Мое сердце остается с тобой и детьми. Искренне твой, Саймон».

Густые тени поглотили узкую комнатку, и Саймон на мгновение закрыл глаза. Сейчас он мог явственно слышать голоса детей, играющих на улице под его окном. Они смеялись и весело кричали. А потом до него донесся голос зовущей их женщины. И сердце сжалось от тоски.

Перед его мысленным взором предстала Амелия, торопливо шагавшая по дому и зовущая мальчиков. Они тут же в нетерпении выбегали из классной комнаты, и Амелия улыбалась им…

Он так скучал по своим детям и своей жене!

Саймон сделал глубокий вдох и открыл глаза. Он и подумать не мог, что им представится возможность вступить в брак, и все еще не верил, что Амелия теперь — его жена. Позволят ли ему когда-либо вернуться домой? Увидит ли он ее когда-нибудь снова? Сможет ли обнять? Заняться с ней любовью?..

Естественно, никакой весточки от нее не было. Интересно, что она сказала мальчикам? Все ли с ними в порядке? И как поживала Люсиль?

Грудь Саймона стеснила резкая боль. Он понял, что все еще сжимает перо, и, расслабив пальцы, аккуратно положил его на стол. Он не хотел ломать перо — в запасе осталось только одно.

Саймон находился в Ирландии почти два месяца, и его средства постепенно иссякали. Разумеется, он не мог пойти в банк, подтвердить подлинность своей личности и снять деньги со своих счетов в Англии. Однако перед тем, как расстаться с Саймоном в Карлайле, Лукас обсудил с ним все планы, включая потребности последнего в некотором капитале. Саймон открыл счет в дублинском банке на имя Тима О’Мэлли. Со временем Уорлок должен был перевести ему туда деньги. Оставалось только надеяться, что произойдет это довольно скоро.

Сидя на стуле. Саймон резко оттолкнулся от маленького столика размером с поднос. От резкого движения письмо упало на пол. Внезапно придя в ярость и ощутив собственное бессилие, Саймон встал.

Он поднял письмо. Оно еще не просохло, но ему было наплевать. Саймон повернулся, открыт ящик комода и заснул туда письмо. Внутри уже лежало множество других писем. Он мог писать Амелии столько, сколько пожелает, вот и сочинял ей письма каждый божий день. Но он не мог отправить ни одного послания. Это было чертовски опасно.

Сердце заныло, Саймон закрыт ящик и зажег стоявшую на комоде свечу. Потом налил вина из открытой бутылки в оловянную кружку и мельком взглянул на свое отражение в проржавевшем, местами расколотом зеркале, висевшем на стене над комодом.

Теперь Саймон брился лишь раз в неделю. В его щетине появилась седина, у висков замелькали белые прядки. Его распущенные волосы спускались к лопаткам. Ему отчаянно требовалась стрижка.

Саймон носил простую, без украшений хлопковую рубашку, какую носили бедняки. Колец на пальцах не было. Отсутствовал и пояс. А на одной из коленок бриджей красовалась дыра.

Никто не смог бы и предположить, что он — некто иной, чем разоренный, опустившийся ирландец.

Взяв кружку, Саймон подошел к окну и толкнул его, открывая как можно шире. Он надеялся хотя бы мельком увидеть двух мальчиков, которые часто играли в мяч на улице. Один был рыжий, ровесник Уильяма, другой — чуть младше и белокурый. Но сейчас уже сгустились сумерки, и мальчики ушли.

Саймон решил, что проведет еще один вечер в маленьком пабе под гостиницей. Хотя Саймон ни с кем не разговаривал — не осмеливался, — он жаждал побыть в обществе других людей.