Бертрис Смолл - Память любви

— Что здесь произошло?

— Мама умерла. Малыш запросился на свет слишком рано.

— Почему не было повитухи?! — взорвался Ллуэлин.

— Кому было за ней послать? И откуда я знаю, где она?

Мама все кричала и кричала, тогда я взяла Глинна и убежала. Когда мы вернулись, она уже не дышала. И огня не было.

Еды тоже. Что мне было делать? Куда идти? Это ты и твоя похоть убили маму! Она не умерла бы, если бы ты ее не обрюхатил!

Пораженный злобой, звеневшей в детском голосе, принц уставился на Ронуин так, словно видел впервые. Как странно… все равно что смотреться в зеркало. Точная его копия, если не считать волос, волос Валы. Он всегда знал, что девчонка его не выносит: недаром так свирепо уставилась своими зелеными глазищами. Не будь ситуация столь трагической, Ллуэлин рассмеялся бы. Да, воистину Ронуин — его семя и столь же неукротима в гневе, как он сам.

— Я разожгу огонь, — ответил он. — Иди на улицу и принеси мою седельную сумку. Там еда. Собак не бойся: они тебя не тронут. — С этими словами принц подошел к очагу и начал было высекать огонь, но, поймав взгляд крошки сына, поманил малыша:

— Иди сюда, парень, и я покажу тебе, как разводить огонь в очаге, чтобы ты больше никогда не мерз.

Мальчик подобрался ближе и, раскрыв рот, зачарованно уставился на ап-Граффида. Собрав хворост в кучку, тот вытащил из кошеля кремень и стал царапать его острием кинжала, пока рассыпавшиеся искры не подожгли сухие веточки.

Глинн изумленно вытаращил глаза, и принц с улыбкой взъерошил темные волосы мальчика, после чего продолжал подбрасывать дрова, пока огонь не заплясал в жерле очага, изгоняя сырость.

— Возьми, Глинн ап-Ллуэлин! — воскликнул принц, протягивая сыну кремень. — Теперь ты знаешь, как разводить огонь, но запомни: пока это можно делать только в очаге.

Договорились?

— Да, па, — кивнул малыш, и принц снова улыбнулся.

Ребенок впервые назвал его отцом.

— Значит, тебе известно, что я твой отец, — кивнул он.

— Ма так сказала, — просто ответил Глинн.

— Она не лгала, да упокоит Господь ее нежную душу, — вздохнул принц.

Что теперь делать? Необходимо похоронить любовницу, хотя ни один священник не согласится прочесть над ее телом заупокойную молитву. Но разве это важно? Спаситель примет Валу, дочь Хью, потому что она была хорошей женщиной. Господь не пошлет ее в преисподнюю только потому, что она была наложницей Ллуэлина ап-Граффида. У нее не было ни богатого приданого, ни могущественных родственников. Жаль, что он так и не женился на ней.

Тогда бы их дети считались законными. Что ж, он может официально признать их. Это порадовало бы Валу. Ему уже далеко за тридцать, а других наследников, кроме этих двух маленьких бастардов, пока не предвидится.

В комнату вошла Ронуин. Открыв седельную суму, она вынула хлеб с сыром, наломала маленькими кусочками и дала брату.

— Что это? — удивилась она, взвесив на ладошке кремень.

— Отдай! — завопил Глинн. — Мне па дал. Чтобы делать огонь!

Ронуин, пожав плечами, протянула брату его сокровище.

— Ребенок родился? — шепотом спросил ап-Граффид.

— Не знаю, — пробурчала девочка, сунув в рот хлеб с сыром. — Я не подходила к кровати.

Принц понимающе кивнул. Ему, разумеется, придется посмотреть.

— Дождь перестал, Ронуин?

— Да.

— Пойду вырою могилу для вашей матери.

— Только в том месте, откуда виден закат, — попросила девочка. — Мама всегда любила закаты.

Ап-Граффид порылся в крошечной кладовке и, найдя лопату, направился к западному склону холма. Небо успело проясниться, и последние лучи заходящего солнца бросали багровые отблески на мокрую землю. Выбрав подходящее место, он начал копать. Тревожные мысли не оставляли его: что теперь делать с детьми? Правда, между ним и англичанами пока сохраняется перемирие, но у него до сих пор нет места, которое он мог бы назвать домом. Кроме того, будет лучше, если как можно меньше людей узнают о существовании малышей. Их могли взять в заложники, похитить, чтобы заставить отца заключить выгодный врагу договор, тем более что других детей у него нет. Ллуэлин был верен Вале еще и потому, что для других развлечений у него не хватало времени. Да и никто не мог ублажить его так, как эта светловолосая красавица.

Рыхлая почва легко поддавалась лопате, и скоро яма стала достаточно глубокой. Теперь нужно принести труп. Отставив лопату, принц направился к дому. Несмотря на ужасную кончину, лицо Валы оставалось на удивление мирным и спокойным. Между раскинутыми окровавленными ногами лежало крошечное, но идеально сформировавшееся дитя.