Бертрис Смолл - Рабыня страсти

— Нам надо успеть до отлива, госпожа, — почтительно сказал он и помог Зейнаб сесть в крытые носилки.

Когда они добрались до гавани, он лично проводил ее в специально оборудованную для нее каюту.

— Калиф лично посоветовал избрать такой маршрут — море частенько штормит поздней осенью. Корабль отплывет от Джабал-Тарака не ранее, чем установится хорошая погода. Мы оба от всего сердца хотим, чтобы твоей жизни ничто не угрожало, Зейнаб.

— А не было ли ответа от Карима? — полюбопытствовала она.

Хасдай покачал головой:

— Князь Малики не имеет ни малейшего представления о том, кого великий калиф посылает ему в качестве невесты, Зейнаб. В этом и заключается наша невинная шутка — искренне надеюсь, что ты простишь нас… Зная Карима, я уверен, что он вне себя от злости: ведь не может же он отказаться от невесты, которую посылает ему сам владыка! Воображаю себе, как он будет потрясен, когда увидит ту единственную, которую всем сердцем любит… — Нази притянул к себе Зейнаб и запечатлел на ее челе отеческий поцелуй:

— Да хранит тебя Господь, надзирающий за всеми нами! Да благословит он твое путешествие и твое будущее счастье! Я никогда не забуду тебя, моя дорогая. — Хасдай отступил на шаг и, кинув на Зейнаб прощальный взор, почтительно склонился и вышел из каюты.

Слезы неудержимо заструились из-под век Зейнаб. Он был ее любовником, ее добрым другом… Она будет скучать по нему. И если бы не его необыкновенная проницательность и столь же поразительная сердечность, не плыла бы она теперь навстречу любимому…» Я никогда не забуду тебя, Хасдай «, — тихо молвила Зейнаб ему вслед. Снаружи послышались крики матросов — они уже отвязывали канат, удерживающий корабль у пристани… Сердце ее вдруг преисполнилось сладким волнением. Она возвращается домой. Домой, в Малику. К своему Кариму!

— Невеста? Калиф шлет мне невесту? — Карим-ибн-Хабиб, князь Малики глядел на своего визиря Аллаэддинабен-Омара беспомощным взором.

— Да, мой господин, — неумолимо отвечал тот. — Калиф пишет черным по белому, что, по его мнению, тебе следует незамедлительно жениться и продолжить свой славный род — ты ведь последний мужчина из рода ибн-Маликов. Он пишет также, что давняя преданность твоей семьи должна быть достойно вознаграждена. Посему он решил самолично избрать для тебя достойную невесту. Она будет здесь примерно через месяц, господин мой.

— Но ведь я ясно сказал Хасдаю-ибн-Шапруту, что не намерен более жениться! — Карим разгневался: он чувствовал, что без вмешательства Хасдая тут не обошлось. — Также припоминаю, что уведомил Нази о том, что наследником моим станет сын покойной сестры. Почему он не передал, моих слов калифу, Аллаэддин?

— Возможно, он и сделал это, мой господин, — отве чал визирь. Он не был уверен, что следует доводить до сведения князя одну маленькую, но важную подробность: хотя письмо и подписано рукою калифа, но запечатано личной печатью Хасдая, а не Абд-аль-Рахмана… Будучи осмотрительным, он предпочел скрыть это от своего друга.

— Я не желаю никакой невесты, Аллаэддин! — сказал князь. — Мне достаточно трагедии с Хатибой! Словно животное, я совокупился с нею и зачал дитя, хотя ни в грош ее не ставил! Я не смогу снова так поступить! Нет, Аллаэддин, нет! — Он был непреклонен, а сапфировые глаза лучились решительностью.

— Ты не можешь оскорбить калифа! — возразил визирь. Он твой владыка. Карим, а ты всего лишь его слу га. — Аллаэддин-бен-Омар отбросил этикет и принялся взывать к здравому смыслу: Карим порою бывал до изумления упрям. — Подожди, по крайности, пока не увидишься с девушкой! Я знаю, что место Зейнаб никто в твоем сердце занять не властен, добрый мой друг, но вдруг этой девушке удастся доказать тебе, что в сердце твоем хватит места и для нее? Только не отталкивай… Карим перебил друга:

— Хочешь сказать, что я обязан принять эту.., эту женщину лишь потому, что ее посылает мне сам калиф Кордовы? Но это вовсе не означает, что я должен с нею спать!

— Ты спятил? — вскричал визирь. — В письме ясно сказано, что невеста твоя пользуется благосклонностью самого калифа Абд-аль-Рахмана! Если ты не станешь относиться к ней.., ну, подобающим образом, она же пожалуется ему!

— Если я ей это позволю. — Карим был неумолим. — Да, она будет жить в гареме, гулять по садику, но выходить никуда не сможет. Кстати, ничего особенного в этом нет — это вовсе не притеснение, а обычный мавританский обычай. А помощью слуг она не сможет воспользоваться — они убоятся моего гнева, Аллаэддин. Она будет беспомощна…