– Скажите мне правду, Нелл!
Его голос, мягкий, но с отчетливыми повелительными нотками, отвлек ее от торопливых и путаных мыслей. Но ему же нельзя сказать правду, ибо даже если он и простит ее за непослушание, он вряд ли простит Дайзарта, для которого, как он считал, не может быть никаких оправданий. А если он теперь откажется вызволить Дайзарта из всех его неприятностей и не позволит делать этого и ей тоже, что станет с Даем и в конечном итоге с бедным папой? Не так давно он довольно мрачным тоном заметил, что лучше всего было бы купить Дайзарту военную форму и отправить его в Индию, в армию лорда Веллингтона; вполне возможно, что именно это он и сделал бы, узнай он о новой беде Дайзарта. К тому же не было сомнений, что Дайзарт ухватился бы за это предложение, потому что у него всегда была склонность к военной карьере. Но отец, младший сын которого был еще школьником и учился в Харроу [1], отказывался даже говорить об этом, а с матушкой, при одной только мысли о том, что ее обожаемый первенец подвергнет себя опасностям и лишениям военной кампании, случались нервные приступы.
Нет, о том, чтобы сказать правду, не может быть и речи; но как объяснить трату трехсот фунтов, не имея ни одного счета для подтверждения расходов? Дочери лорда Певенси не было надобности долго ломать себе голову над этим вопросом: вряд ли кому-либо лучше, чем членам семьи Ирвинов, было известно, куда могут бесследно исчезать деньги.
– Это не Дайзарт! – быстро проговорила она, – Боюсь, что это я! – Она увидела, как он переменился в лице, взгляд стал настороженным, у рта пролегли твердые линии, и ей внезапно стало страшно. – Прошу вас, не сердитесь! – едва дыша, попросила она. – Обещаю, что это больше не повторится!
– Уж не хотите ли вы сказать, что проиграли их?
Она снова опустила голову. Помолчав, он сказал:
– Мне, наверное, следовало бы знать, что это и у вас в крови.
– Нет, нет, ничего подобного! – воскликнула она со страстной искренностью. – Но мне показалось таким глупым и старомодным не играть, когда все играют, а потом я проиграла и подумала, что, может быть, фортуна переменится, но этого не случилось, и…
– Можете не продолжать! – сказал он. – Еще не было на свете игрока, который не думал бы, что фортуна должна перемениться! – Он, хмурясь, посмотрел на нее и добавил ровным голосом: – Нелл, мне очень не хотелось бы принимать меры, которые лишили бы вас возможности играть во что-либо, кроме «серебряной мушки» или пульки, но я вынужден предупредить вас: я не допущу, чтобы моя жена стала фараонщицей [2].
– Я не очень понимаю, что это такое, – наивно сказала она, – но я обещаю, что это больше не повторится, так что умоляю, не делайте ничего ужасного!
– Очень хорошо, – ответил он и глянул на лежащую на столе пачку счетов. – Я оплачу их и все остальные, которые у вас есть. Принесите мне их, пожалуйста.
– Сейчас? – пролепетала она, с ужасом представив себе ящик, набитый счетами.
– Да, сейчас. – Он с улыбкой добавил: – Вам будет гораздо легче, когда вы во всем признаетесь.
Она согласилась, но когда протянула ему кучу смятых счетов, то не почувствовала никакого облегчения. Спору нет, она проявила прискорбную расточительность. Содержание, которое давал ей Кардросс, казалось ей таким огромным – девушке, которая никогда не имела возможности тратить деньги, за исключением незначительной суммы, которую папа с крайней неохотой выдавал ей «на булавки», – что она покупала вещи совершенно бездумно, считая свои средства неисчерпаемыми. Но теперь, когда милорд на ее глазах просматривал злосчастную пачку, она подумала, что, должно быть, была не в своем уме, потратив так много и так бессмысленно.
Несколько минут он с каменным лицом просматривал счета, затем брови его приподнялись и он произнес:
– Табакерка двухцветного золота с эмалью?
– Для Дайзарта, – осторожно пояснила она.
– А! – Он снова углубился в обличительные счета.
У нее екнуло сердце, когда она увидела, как он взял свернутую красивым свитком бумагу, начинавшуюся с имени ее любимой портнихи. Однако он ничего не сказал, и она перевела дыхание. Но уже в следующий миг он прочел вслух:
– Певчая птичка с коробочкой, украшенной голубыми эмалевыми панелями… Какого дьявола?..
– Музыкальная шкатулка, – объяснила она срывающимся голосом. – Для детей – для моих сестренок!
– Ага, понятно, – сказал он, откладывая счет.
Она было воспряла, но тут же снова пала духом, едва граф воскликнул:
Читать дальше