Мэри Бэлоу - Сети любви

– Да, – согласился он. – Вернуться домой – это хорошо.

– Мой муж тоже был из знатной семьи, – сказала она. – Я так скучаю по нему! Без него мне так одиноко!

– Вот как, Сьюзен? – Войдя в амбар, лорд Иден аккуратно повесил фонарь на гвоздь, вбитый в дверь, и взял Сьюзен за маленькую ручку. – Погодите. Ведь еще не прошло и четырех месяцев.

– Я знаю. Но я такая беспомощная и одинокая. Он был очень сильный и надежный. И так заботился обо мне.

Он вынул из кармана платок и протянул ей.

– Ах, – продолжала она высоким дрожащим голосом, – Я так несчастна! Вы понимаете, конечно, что я притворяюсь веселой, чтобы никто не заметил и не стал меня жалеть. Но я очень несчастна.

Внезапно она оказалась в его объятиях, распластав руки у него на груди и спрятав лицо на его жилете под плащом. Лорд Иден обхватил ее руками и принялся укачивать успокаивающими движениями.

– Тише, тише, – бормотал он. – Никто не станет упрекать вас за то, что вы плачете, Сьюзен. Это вполне естественно.

– Ах, – проговорила она, справившись со всхлипываниями, – вы так добры. Вы всегда были так добры ко мне.

Она подняла залитое слезами лицо, и лорд Иден поцеловал его. Он стирал губами слезы с ее глаз и щек, целовал маленький пухлый ротик, который казался ему когда-то таким соблазнительным.

– Ах, – сказала она, вздыхая и прислоняясь головой к его плечу, – я всегда чувствую себя в безопасности, когда я с вами.

– Так оно и есть, – отозвался он, целуя ее в макушку. – Пойдемте же, Сьюзен, вы должны показать мне этих котят, а потом я провожу вас обратно. Звуки музыки подбодрят вас.

– Да, подбодрят, – сказала она, взглянув на него глазами, полными благодарности; она наклонилась над соломенной подстилкой и стала подносить к лицу котят – одного за другим. Что-то напевая, она целовала их по очереди. Лорд Иден смотрел на нее улыбаясь; когда она положила последнего котенка на солому, он протянул руку к фонарю.

– Я пока не могу войти в дом, милорд, – сказала она. – Одежда у меня, наверное, не в порядке, а глаза красные. Нельзя, чтобы кто-нибудь застал меня в таком виде. А вы ступайте. Я побуду немножко с котятами. Возьмите фонарь. Я найду дорогу и в темноте.

– Нелепо полагать, что я способен бросить вас, Сьюзен, – возразил он. – Впрочем, с вашими глазами, на мой взгляд, все в порядке. Я в жизни не встречал человека, который бы так плакал, как вы, а глаза не краснели бы. Давайте потихонечку пойдем к дому, согласны?

Они шли; она тяжело опиралась на его руку.

– Пожалуй, нам лучше войти в дом, – проговорила она со вздохом. – Я уверена, что нас хватятся и все будут гадать, чем это мы заняты. И ждать от нас каких-то объяснений.

– Ну… ясно, не стоит тогда подвергать такому испытанию вашу репутацию, верно? – сказал он улыбаясь. – Кроме того, Сьюзен, все ведь знают, что вы так преданы памяти вашего мужа, так что пройдет много времени, прежде чем вы решитесь на новый брак. Мне кажется, вашему доброму имени ничто не угрожает.

– О да, – сказала она, – вы совершенно правы, милорд.

– И потом, – сказал он, – все знают, что мы с вами, Сьюзен, друзья детства, и вполне понятно, что мы обращаемся друг с другом с большей свободой, чем позволено людям малознакомым. Вам незачем беспокоиться, дорогая, я слишком уважаю нашу дружбу, чтобы бросить на нее тень какими-то ухаживаниями. – Он ласково ей улыбнулся и подал фонарь слуге, входя в дом. – Дружба на то и существует, Сьюзен, чтобы помогать и защищать друг друга. Подумайте над этим.

Эллен танцевала с мистером Мортоном, затем с лордом Эджертоном, затем с сэром Перегрином. Ей даже удавалось улыбаться и поддерживать разговор. Но она ежеминутно ощущала присутствие неестественно оживленной Дженнифер, а в ушах звучали ужасные слова: «Вы шлюха и потаскуха».

Она так и не решила, что разумнее: отозвать Дженнифер в сторонку и еще раз попытаться поговорить с ней или дать девушке время обдумать ее слова. Эллен остановилась на последнем – по совету вдовствующей графини. Своей будущей свекрови.

Как ни странно, но рассказать все леди Эмберли оказалось совсем нетрудно. Наверное, Эллен все еще была настолько огорчена своей ссорой с Дженнифер, что просто не почувствовала смущения, рассказывая правду матери Доминика. Ей сразу стало легче на сердце, когда эта леди обняла ее за плечи и назвала своей «дорогой бедняжкой».

– Я очень рада, что вы с Домиником собираетесь пожениться, милочка, – сказала графиня, поцеловав ее в щеку, когда Эллен рассказала ей всю историю. – Я так боялась, что вы окажетесь настолько глупы, что позволите себе расстаться.