Мэри Бэлоу - Снежный ангел

Очень трудно сосредоточить внимание на картах, когда тебя против воли одолевают сладострастные мечты о противнике.

Но и графу было нелегко. О, если бы она знала, чего ему стоило выиграть! Мог ли он оставаться безразличным, когда рядом сидела такая хорошенькая женщина? И, поднимая глаза, Розамунда всякий раз ловила на себе нарочито ленивый взгляд его холодных голубых глаз.

«Господи, до чего же я дошла, – подумала Розамунда и скова оттянула ворот сорочки. – Вместо того чтобы лечь спать, сижу посреди ночи и думаю бог знает о чем».

Мысли о кружевных ночных сорочках не давали ей покоя. Она понимала, что нужно задуть свечи и, спрятавшись под одеяло, попытаться уснуть. Именно так и следует поступить.

Но Розамунда не стала забираться под одеяло, как поступила бы на ее месте любая разумная и целомудренная женщина. Она пошла в другой конец комнаты и открыла крышку сундука. «Я только взгляну на нее», – мысленно оправдывалась она перед собой, доставая белоснежную ночную сорочку.

Но, вытащив ее на свет и разложив на кровати, она вдруг начала расстегивать свою фланелевую сорочку дрожащими, непослушными пальцами и, стащив ее через голову, бросила на пол. Кружево скользило по телу, словно нежные ласкающие пальцы. Розамунда опустила голову, посмотрела на себя и сглотнула. Лицо ее горело. Она не должна этого делать. Не должна. И все-таки она подошла к зеркалу в дальнем углу комнаты.

Ей всегда было неловко смотреть на себя обнаженную в зеркале. И она никогда не делала этого, когда выходила из ванной. Однако сейчас она была не совсем обнажена, хотя тело и просвечивало сквозь кружево. Спускавшаяся до самого пола сорочка держалась на узеньких лямочках. Покрой ее подчеркивал грудь, открывая наполовину, плечи были оголены. Длинные волосы Розамунды казались особенно темными на фоне белого кружева.

Розамунда резко отвернулась. Не прошло и двух минут, как кружевная сорочка была уже аккуратно сложена и спрятана в сундук, а Розамунда, облачившись в бесформенный фланелевый балахон, лежала в кровати, натянув на себя одеяло.

Она не должна больше прикасаться к этим вещам. Это белье для порочных женщин, она сама так сказала ему за обедом, и он согласился. И сказал, что тщательно выбирал его. Интересно, на сколько минут надела бы эту сорочку его любовница? И когда он раздел бы ее: до того, как лечь в кровать, или уже под одеялом? «Меня это нисколько не интересует», – подумала она, натягивая одеяло еще выше.

«А что почувствовала бы я, если бы до меня дотрагивался мистер Холлидей? – думала она несколько секунд спустя, не в силах отделаться от мыслей о своем новом знакомом. – Каково это: почувствовать его длинные чувственные пальцы на своих руках, плечах, волосах? Что может испытывать женщина, когда ее целуют такие красивые губы? И когда к ней прижимается такое крепкое стройное тело?» Розамунду колотила дрожь, хотя в комнате было жарко натоплено.

Мысли о молодых мужчинах начали посещать ее уже несколько лет назад, но она безжалостно подавляла их. В юности Розамунда нигде не бывала, кроме Брукфилда, поместья маркиза Гилмора. А потом Деннис отвез ее в Бат. Внимание молодых мужчин, их комплименты и дерзкие взгляды пугали ее. Она была слишком молода и наивна и к тому же продолжала тосковать по отцу. В доме брата она не чувствовала себя счастливой – и не потому, что Деннис плохо обращался с ней или намекал, что ее присутствие нежелательно. Просто, несмотря на все свои старания, он так и не смог заменить ей отца.

Девушке нужен был отец – человек соответствующего возраста, наружности и поведения. И Розамунда выбрала Леонарда. Конечно, она сделала это неосознанно, но вскоре после свадьбы, став немного взрослее, поняла, почему ей так хотелось выйти за Хантера. К счастью, Розамунда не обманулась в своих ожиданиях: Леонард всегда был с ней добрым, заботливым, любящим, всегда готов был выслушать ее и дать дельный совет.

Конечно, он стал ей не только отцом, но и мужем. Их супружество не было фиктивным. Леонард приходил к ней в спальню по вторникам и пятницам, а иногда и по воскресеньям. Розамунде было все равно. Она не испытывала отвращения к тому, что делал муж, но ей всегда было немного стыдно, все семь лет. В последний год он был так болен, что не приходил к ней совсем.

Эта часть их совместной жизни, самая интимная часть, почему-то нисколько не сближала их. Более того, ей всегда казалось, что в эти моменты Леонард отдаляется от нее и уходит куда-то далеко-далеко. И он всегда очень тяжело дышал, иногда даже похрюкивал. А в последние годы это стало занимать у него слишком много времени.