Роман Гринь - Рассказы

– Ты забрала мою свободу! – Проскрежетал я зубами в ответ.

– Ты никогда не был свободен! Ни минуты в своей жизни! Все время только и соответствовал чужим ожиданием и делал то, чего от тебя хотели!

– Заткнись! – Прорычал я.

Мой мозг пылал. Глаза застелило алой пеленой. Я снова услышал тот же голос, что и тогда в автомобильном магазине. «Ты таки пришел ко мне! – Пророкотал этот утробный голос. – Почему так долго? Прими мою силу! Рви! Круши! Терзай! Окрась мир багрянцем! Пусть заиграет он алыми красками! А теперь убей ее!». Девочка все еще стояла передо мной неподвижно. Я молниеносно вскочил на ноги, устремился в ее сторону и с силой ударил. Но разрезал когтями лишь воздух.

Девочка уже стояла возле окна. Расстояние между нами я преодолел в два прыжка. Моя новая сила была просто чудовищна.

– Твое тело быстро адаптируется, ты будто создан быть вампиром! – Улыбнулась она. Я попытался ударить ее изо всех моих новых сил, но она легко скользнула под мою руку и ударила сама. Грудь обожгло огнем, девочка явно сломала мне несколько ребер. Я отлетел на пару метров и упал на пол.

– Первое правило мира вампиров – не поднимать руку на своего хозяина! – Сказала вампирша, что уже стояла надо мной. Пяткой она с силой ударила по моей руке, и я услышал, как хрустнули сломанные кости. – Не волнуйся, с твоей новой регенерацией ты быстро все залечишь, вот только боль будет такой же, как и у людей. – На лице этой девчонки появилась плотоядная улыбка. – Вампиру, который поднимет руку на хозяина, вырывают клыки. Это наибольший позор для детей ночи вроде нас. Ты же не хочешь быть беззубой дворнягой?

– Правило вампиров номер два – со смертью хозяина наступает и смерть кровного слуги. Так что ты первый, кто заинтересован, чтобы я жила подольше!

– Правило номер три, – девушка просто села на меня и когтем разрезала собственный палец. Я почувствовал запах ее крови. Такой притягательный, такой желанный. – Самая вкусная и целебная кровь для вампира, это кровь его хозяина, того, кто подарил ему бессмертие. Она приблизила своей разрезанный палец к моим губам, и я с жадностью припал к нему, проглотив несколько капель крови.

Девочка наклонилась ко мне, ее золотые локоны упали на мое лицо и стали щекотать кожу. Перед собой я видел лишь ее необъятные бездонные синие глаза.

– Элайза Винчиновски, – сказала она, вдруг немного смутившись, – я вспомнила, что мы ведь так и не познакомились.

Я сначала смотрел на нее оторопело, а потом просто расхохотался ей в лицо. Напряжение этого дня и все произошедшее слишком переполнило меня.

– Что смешного? – Кажется, немного обиделась она.

– Все это, – ответил я, пересиливая хохот, – забрать у меня жизнь человека, сломать руку и ребро, угрожать, напоить своей кровью, а потом вспомнить, что мы ведь еще не знакомы. Ты самая смешная малявка из всех, кого я видел.

– Ты кого малявкой назвал? Мне почти триста лет!

– Артур! – Сказал я. – Артур Хейсмич! Так меня зовут, Элайза!

– Артур? Королевское имя!

– Вот только, теперь я просто слуга!

– Король – и есть первый из слуг! – Ответила Элайза. – Когда-то ты это возможно поймешь. А сейчас спи! Тебе нужны силы, чтобы тело прошло все этапы мутации. Это не быстрый процесс! И понадобится много сил. Я присмотрю за тобой, это мой долг госпожи!

– Ты просто мелкая несносная… – но договорить я не смог, мои глаза закрылись, и я провалился куда-то в пустоту.

Вот так все и началось. Так был заключен пакт слуги и господина, закрепленный распитием крови друг друга, так были созданы сложные и непостижимые узы, связавшие два сердца. Странные отношения девочки-вампира и ее слуги. Узы, которым было суждено изменить не только нас двоих, но и весь мир. Так принцесса вампиров нашла рыцаря, что должен был защищать ее честь и ее идеалы до конца времен. Это будет новая легенда о рыцаре-вампире, история обо мне и моей необычной судьбе.

Дальнейшие страницы найденного дневника были вырваны, остались лишь пятна от крови и обрывки, ничего разобрать более не удалось.

Я жил в маленьком европейском государстве, название которого не стану здесь указывать. Скажу лишь, что в период расцвета моей молодости оно переживало период своего величайшего упадка. С завистью думаю о всех тех, кто успел эмигрировать в более развитые страны и обустроить там свою жизнь. Да простит мне читатель, но я никогда не был патриотом своей страны. В некотором роде я был скорее космополитом, что верил, все народы и нации равны, и нет тех, что равнее других. Но в свое время я не успел сбежать в более богатые края. То ли моя инертность и страх что-либо менять в своей жизни, то ли боязнь бросить своих родных сам на сам с их проблемами, не позволили мне уехать, а сейчас – было уже слишком поздно. Все из-за новой политики моего государства. О, она была очень коварной и расчетливой. Никому не запрещалось уезжать, нет, ведь это было бы нарушением гражданских прав человека, декларированных в международных законах. Правительство нашей страны не рискнуло бы их оспорить, ведь это означало бы мировую изоляцию, непонимание со стороны мирового сообщества, возможные санкции и прекращение финансирования и кредитов от богатых соседей. Нет, официально каждый мог хоть сейчас оформить себе визу и поехать искать счастья в других краях, но. Всегда остается это коварное «но». В моем государстве была четкая провозглашенная идеология, что все граждане должны бороться за эту страну, в которой они родились, отдать ей все лучшее, что у них есть и просто верить в светлое будущее. Да, формально они имели право сбежать, но по факту, стали бы считаться предателями, их семьи и близких ждал бы настоящий ад. У меня были уже немолодые родители, и моя милая младшая сестра, что еще два года назад была студенткой, и только вступила в эту ответственную взрослую жизнь. Я не мог их бросить на произвол, не мог сбежать, сделав их родственниками предателя родины. И забрать с собой тоже не мог. Так уж вышло. Так что я оказался прочно привязан к своей стране, к этому привычному мирку бедности и отсутствия надежд. И однажды просто осознал, что я всего лишь маленький человек перед лицом большой могущественной коварной системы, и больше не мог что-то изменить. Лишь катился в пропасть вместе со всеми. Это стало историей моей личной трагедии, которую уже нельзя было предотвратить.