Анастасия Королёва - Затворница

– Не бойся, я не обижу тебя.

Он не хотел ко мне прикасаться, всё, о чём он мечтал сейчас, это уйти отсюда вместе с матерью. Но род Гордан славился упрямством и непреклонностью. Принятые решения не менялись и не оспаривались, даже спустя года и, наверное, столетья.

Мальчишка руку мне так и не дал, но подол платья Дионы отпустил и сделал крохотный шаг в сторону.

Сестра кивнула и, развернувшись, пошла прочь. Оставляя позади того, кто так отчаянно нуждался в тепле её рук, в её ласковых словах и вере, что, несмотря ни на какие увечья, он для неё самый любимый малыш.

Грэгори ждал, что она обернётся, – вытянулся как струна, готовый в любую секунду сорваться с места и побежать за ней. Лишь бы позвала… Но Диона не передумала. Замерла только у парадной двери замка и тут же вошла внутрь, направляясь в башню к порталу.

Мальчишка всё же расплакался, когда из окон башни сверкнула яркая вспышка. Он спрятал лицо в подрагивающих ладонях и тихо завыл, как дикий зверёк. Я плакала вместе с ним, и, несмотря ни на что, мне хотелось его обнять, хоть как-то утешить. Но я не знала, позволит ли он мне это сделать, ведь я – уродливое чудовище, которое не вызывает никаких чувств, кроме отвращения. И как бы там ни было, я виновата в том, что проклятье пало и на него.

Вой стал громче, и Грэгори стал бессвязно причитать, что хочет домой, к маме, что он будет самым послушным, самым лучшим сыном, о котором только можно мечтать.

Я не выдержала, опустилась на колени рядом с ним и осторожно коснулась ладоней. Мальчишка вздрогнул и отнял их от лица.

Вряд ли мою улыбку можно назвать дружелюбной и успокаивающей, но я всё же постаралась передать именно эти чувства:

– Я не обижу тебя, обещаю, и… хочешь, я покатаю тебя на Громе?

Мне никогда не доводилось утешать детей. И, смотря в эти глаза, полные слёз, я растерялась, предложив первое, что пришло мне на ум.

Грэгори бормотать перестал, но на мой вопрос не ответил. Только отрицательно покачал головой.

– Маленький, пойми, я… Я на самом деле не такая страшная, какой кажусь.

Нижняя губа задрожала, и он хрипло выпалил:

– Я не маленький!

– Хорошо, – согласилась быстро, обрадовавшись хотя бы тому, что по пухлым щекам перестали катиться крупные слёзы. – Не маленький. Ты вот какой взрослый уже. Сколько тебе уже исполнилось? Восемь? Девять?

Он судорожно втянул воздух и ответил:

– Мне уже десять, нет, то есть девять! – Грэгори смутился от собственной ошибки, потом отступил назад и совсем тихо спросил: – Я стану… таким же?

Что ему на это ответить? Солгать? Или сказать правду? Но я не осмелилась разрушить надежду, что загорелась в детских глазах:

– Не станешь, у тебя совсем другое проклятье, не такое противное, как моё.

Ложь легко сорвалась с губ, но я почему-то не испытала от этого никакого стыда.

Мальчишка прикусил губу, сомневаясь, верить моим словам или нет, а потом робко, так, что едва расслышала, произнёс:

– Правда?

– Конечно! – стараясь выглядеть беспечной, призвала на помощь все актёрские способности, которые только дремали во мне, дожидаясь своего звёздного часа.

Кажется, Грэгори поверил, и пусть эта вера – всего лишь иллюзия, она куда лучше беспросветного отчаянья и боли.

– Ну так что? – встала, стараясь не кряхтеть. – Пойдёшь кататься на Громе?

Если честно, я не знала, кого пытаюсь больше отвлечь – его или себя. Ведь мне никогда не доводилось быть нянькой для малышей, и неважно, что Грэгори малышом себя совсем не считает.

Он хотел отказаться, непременно хотел, уже даже осторожно качнул головой в сторону, а потом так же тихо, как и прежде, спросил:

– А кто такой Гром?

Теперь на моих губах заиграла настоящая, а не вымученная улыбка:

– О, это самый замечательный на свете зверь, – подмигнула и протянула руку, ожидая, когда он вложит в неё свою ладошку. – Тебе обязательно нужно с ним познакомиться.

Грэгори сомневался всего мгновение. А потом я вздрогнула от его прикосновения. Мальчик второй человек за сегодняшний день, кто не побрезговал мной.

Гром действительно был замечательным. Он единственный в этом замке, кому безразлично, как я выгляжу, во что одета и как разговариваю. Для него нет разделения на проклятых и нормальных, на красивых и страшных, на живых и… мёртвых.

Да, он был не обычным псом. От матери, лунной волчицы, ему достался не только исполинский рост, но и способность видеть призраков. Поначалу меня пугал тот факт, что где-то совсем рядом бродят неупокоенные духи наших предков, а потом я привыкла.