Розалинда Шторм - Усмири зверя

Голова кружится, перед глазами летают радужные круги. Пальцы дрожат, сердце бьется, словно раненая птица, но я все равно подношу к губам флейту. Неприятные ощущения не могут заставить меня бросить играть, ведь музыка – это основа жизни, сама жизнь.

Десятки пар глаз прожигают во мне дыры, но мучительное внимание незнакомцев лишь добавляет в мешанину чувств острого перца. Пусть смотрят, я с радостью дам им возможность прикоснуться к прекрасному, чудесному, лучшему, что есть на свете.

Низкий голос флейты устремляется вверх, волшебные звуки околдовывают, заставляют забыть обо всем. Шепотки замолкают, чужие взгляды становятся острее, раня, будто тонкие стилеты, но я не прячусь, раскрываясь перед ними, вбирая эмоции, даруя освобождение.

Чужие чувства горчат и пьянят, словно дзяньский бальзам, но они же преподносят ни с чем не сравнимое ощущение полета. Будто бы я лечу вслед за мелодией, купаюсь в дивных звуках.

Но рано или поздно приходит конец всему, я опускаю флейту, чтобы остаться на ногах, а не рухнуть на паркет. На смену эйфории приходит боль, проносится нестерпимым спазмом по телу и затаивается в груди, будто ядовитая змея. Змея, готовая в любой момент вновь пустить в ход свое жало. Впрочем, я только улыбаюсь – это небольшая плата за возможность прикоснуться к божественному искусству. Теперь, главное, устоять и не выказать чужакам, как мне сейчас больно.

– Леди Майлини. Леди Виола, вы волшебница! – голос маркиза Зеофира разорвал тишину.

Следом за хозяином вечера и остальные гости, до того не сводившие с меня напряженных взглядов, расслабились. Зал взорвался аплодисментами. Мужчины бурно восхищались талантом и красотой. А женщины, неодобрительно косившиеся на не особо богатое платье, позволяли себе улыбки.

Впервые со дня отъезда старшей сестры я почувствовала нечто похожее на счастье. Но заметив воодушевление на лице отца, нахмурилась. Не желая того, я с блеском выполнила приказание Майлини: меня заметили, мной восхитились. А, значит, шанс на то, что отец сумеет выгодно пристроить и младшую дочь замуж, повысился.

Я хотела выставить себя неумелой, но не сумела. Музыка всегда была моей слабостью, и отец это прекрасно знал, а потому, не сомневаясь, воспользовался. Возможно, совсем скоро я, как и Айя, отправлюсь в неведомые дали навстречу будущему мужу.

Все началось два дня назад. Я только-только пришла в себя после расставания с сестрой и решила отправить ей письмо, чтобы Айя получила послание сразу по приезде в новый дом. Спустилась, чтобы найти управляющего, но наткнулась на отца. С некоторых пор барон Майлини приказал следовать за собой в кабинет.

– Дочь, – проговорил отец, едва закрылась дверь. – Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?

Пожала плечами, украдкой поглядывая на него. Смотреть прямо в глаза побаивалась. В прошлый раз за такую вольность и чрезмерно непочтительный тон отец наказал меня поркой и велел отобрать флейту на месяц. Из-за флейты я проплакала два дня, потом замкнулась в себе. Если бы не сестра, наверное, лишилась рассудка. Именно тогда поняла, что для отца мы только товар, который нужно подороже продать.

– Так и быть, просвещу, неразумное дитя, – продолжил он, не догадываясь, какие мысли бродили в моей голове. – Пришел твой черед, Виола.

Я невольно отшатнулась, будто передо мной был не Майлини, а сам Темный в его обличие. И тут же шагнула обратно, опасаясь очередного наказания. Однако мое нелепое телодвижение лишь рассмешило отца. Было видно, он наслаждался произведенным эффектом.

– Неужели я такой страшный?!

Молчала, судорожно сжав зубы. Ведь, итак, ясно, вопрос не требовал ответа.

– Впрочем, мне все равно, Виола. Главное, ты сделаешь то, что я скажу.

Мне захотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда. Например, в домике деда, отца матери, где я была всего лишь однажды, но запомнила тот день навсегда.

Моя мать – беглая дзяньская шаманка, поступившая заветами предков. Израненная и полуживая, она набрела на караван, возглавляемый Майлини, и осталась с ним. Какую выгоду углядел отец, мне не ведомо, но он связал женщину по рукам и ногам. Через год родилась я. Когда мне исполнилось шесть, Майлини сжалился над мамой и позволил ей навестить родных, дабы она вымолила прощение. Дед простил и отпустил с миром, обязав передать некие знания мне. Вот только я так ничего и не узнала, мама сбежала вновь на этот раз навсегда.

– Айя выполнила свой дочерний долг, – заговорил отец, вытаскивая из воспоминаний. – Пришел и твой черед, Виола.