Аэлита Ясина - Соня и тайны запретного мира

Квартира у семьи тоже уютная: паркет «в елочку», вязанная крючком салфетка на комоде, старинные массивные круглые часы. И тут же, фото молодого отца Кости, с которым они поразительно похожи, только у отца взгляд серьезный, строгий, и сам он производит очень мужественное впечатление, что не удивительно для человека на войне.

Главная деталь комнаты – множество снимков истребителей и их макетов. У Кости талант – он гениальный инженер – конструктор.

– Ба, я на тренировку.

– Береги себя.

На пороге Костю неожиданно что-то задерживает, этим «что-то» оказывается огромный добродушный пес. Костя присаживается, с нежностью глядя на четвероного друга.

– Вернусь, пойдем гулять, обещаю.

Но с собакой происходит что-то неладное. Пес отчаянно повизгивая лижет Косте лицо и виляет хвостом. С трудом оторвавшись от него молодой человек встает, но не может сделать и шагу, собака крепко держит его за штанину и жалобно скулит. На лице Кости отражается искреннее недоумение

– Дурачок, ты что? Я тоже тебя люблю!

С трудом, преодолевая сопротивление любимца, Костя все же освобождает штанину и ласково треплет того по мохнатой голове. Из-за закрывшейся за Костей входной двери доносится тоскливый вой. Собаки всегда чувствуют беду.

Поправляя объемную спортивную сумку, Костя ждет лифт, втайне надеясь никого не встретить. Тут же, словно услышав его мысли, к соседней двери подходит неприятная грузная дама с пустым мусорным ведром в руках. Костя мысленно морщится и отчаянно вздыхает.

– Как бабушка? – голосом, под стать внешности, интересуется та.

– Лучше, – как можно вежливей отвечает Костя, молясь чтобы неторопливый лифт скорее приехал.

Эта женщина не любит вообще никого, но зато очень любит ходить на похороны, есть у нее такая причуда. Характер у нее не выносимый и никуда ее разумеется не зовут, но она сама приходит. Поесть и посплетничать. И она совершенно не одинока, у нее есть муж: такое безвольное затюканное существо, которое умудряется иметь любовницу (для души) и так он успешно справляется с конспирацией, что его дражайшая ни о чем не подозревает. Детей у них нет, видно к счастью.

– Ну дай Бог, – говорит она Косте – поживет еще, бабушка, покоптит.

Лифт с грохотом останавливается. Во взгляде Кости, обращенном на соседку – металл, зубы плотно сжаты. На его лице невысказанный, но столь красноречивый ответ, что вредная женщина поспешно ретируется в квартиру, а мрачный Костя заходит в лифт.

Кабина, с некоторым замиранием движется вниз, но свет начинает моргать. Костя недоуменно оглядывается и, словно по команде, набирая дикую скорость, лифт несется вниз. Ни проронив ни звука, Костя упирается руками в стены кабины, и закрывает глаза, он прекрасно понимает, чем грозит падение в кабине лифта.

Свет гаснет окончательно.

На границе с Афганистаном жара, полуденное солнце беспощадно палит, заставляя искать укрытие всех живых существ в округе. Но этот удушающий зной никак не беспокоит идущего по полигону российской военной базы, Джона (он же Женька). Мужчина глубоко погружен в свои мысли, его грубые солдатские ботинки методично вздымают легкую пыль от размеренно – четких шагов. Ладонь автоматически сжимает простую металлическую армейскую зажигалку. Щелк – щелк, щелк – щелк, пальцы механически открывают и закрывают крышку.

Сегодня двадцатый юбилей его службы Родине, и к чему он пришел? В пятнадцать лет его отдали в интернат для детей военных. Его мнением не интересовался никто, равно как и мнением матери. За эти долгие годы его работы – войны, воспоминания о том дне почти стерлись. Но рыдающую у стены от разлуки с сыном мать, время не стирает.

Чего он добился? Да ему плевать. Он так часто видел смерть, но еще чаще сам становился ей. Он не верит в идеалы и тупой идеализм. Все, что он видел, все что он пережил, заставило понять одну простую истину: жизнь – это война, везде, со всеми и, в каждом. За глаза его называли героем, а он так часто рисковал своей жизнью ради других, что даже не понимает, как иначе. И в скором будущем, судьба предоставит ему шанс стать истинным героем, память о котором идет сквозь века.

Прищурившись от яркого Солнца, Джон закуривает и смачно вдыхает дым, наслаждаясь вкусом простого крепкого табака. Тридцать пять, едва ли возраст в обычной жизни, но только не здесь, где год за два. Сзади доносятся торопливые шаги.

– Командир!

Джон поворачивается к неожиданно вернувшемуся из годовой командировки своему заму.