Наталья Сапункова - Шут и слово короля

Гвен принес чашки и медный кувшинчик с пряным подогретым вином, разлил. Они удобно устроились на низких табуретах, молоденькая девушка-танцовщица подала нарезанные пироги, с мясом и яблоками.

– Отличное вино, – похвалил Якоб. – Что ж, хорошей вам работы, хороших сборов!

– И тебе чтобы везло, – подхватил Гвен.

Поговорив о том о сем, Якоб перешел к тому, ради чего, собственно, и согласился пить «по маленькой».

– А ты, Гвен, мать моего парня как хорошо знал?

– Замуж звал её, – грустно вздохнул Гвен, – не раз, и не два. Эх… Со мной бы она горя не знала.

– Постой-ка. А парню ты не отец, случаем?

– Нет. Был бы отцом, другой бы разговор был. Я его первый раз двухлетним увидел, или что-то вроде того.

– Говорили люди, что Виолика у лорда какого-то жила, он вроде бы отец. Не знаешь, кто такой?

– Я про лорда и слышу-то первый раз…

После Нового года время неотвратимо двинулось к весне. С каждым днем всё больше света, солнце выше, дни длиннее, а небо голубей и ярче. А жизнь оставалась прежней. Тренировки – куда без них. Прогулки верхом – Аллиель научилась неплохо ездить. Раз в неделю охота с Якобом – в Развалинах всегда хватало мяса, потому что кабанов в округе водилось достаточно, а охоту барон Корренжи разрешал немногим. Ещё шахматы, книги, вкусная еда, которую готовили на кухне под надзором Меридиты, растопленные камины в спальнях каждое утро и каждый вечер, а в комнате Графа огонь не гас никогда. Эдин давно уже решил для себя, что вряд ли Граф такой уж бедняк, каким желает казаться для посторонних. Даже, скажем так, совсем не бедняк. Сытость и тепло всегда и для всех – это дорогого стоило. Эдин уже успел узнать, во время зимних переездов с цирком, когда отогреться удавалось лишь изредка, что в небогатых баронских замках ближе к весне никто не благоденствует, включая семейство барона, а дрова – они стоят недешево. Здесь же… Довольство, хоть и без малейшего намека на роскошь, требует подчас больших расходов, чем роскошь напоказ.

В один из дней в начале весны Меридита принялась готовить нечто невиданное: торт из взбитых яиц с кремом и вареньем. Эдин такое раньше только видел, издали, а попробовать даже не рассчитывал когда-либо в близком будущем. И это помимо прочего, жаркого с овощами, например – обед предстоял парадный. На вопрос Эдина, что бы это значило, Меридита лишь руками всплеснула:

– Как же! День рождения нашей маленькой леди!

То есть, Аллиель в этот день исполнялось двенадцать. Ровно через год она сможет стать фрейлиной королевы.

Праздник получился простым, и, наверное, вовсе не таким, какой полагался бы для графской дочери: в кухне накрыли длинный стол, выставили на него приготовленную снедь, и все вместе весело поужинали. Огромный торт Меридиты, поданный в последнюю очередь, был вкусен, как мечта, Эдин даже порадовался, что не слишком налегал на всё остальное. Граф сидел во главе стола, Аллиель по правую руку от него, Меридита по левую. Но сначала все по очереди поздравили Аллиель, многие дарили ей подарки – шелковые ленты, косынки, пояски и кошельки, куски ткани, а Меридита вручила изящные башмачки из мягкой кожи на каблучках.

– Меридита, ты ее балуешь, – усмехнулся Граф. – Милая, вам позволяют носить такое в монастыре?

Однако его подарок тоже не годился для монастыря, это был короб, в котором лежало платье, шелковое, голубое с белым и бежевым. Аллиель восхищенно ахнула, а Эдин подумал, что его ожерелье очень подойдет к такому наряду. Тем более что никто сегодня ещё не подарил ей украшение, даже самое пустяковое.

Позже Аллиель постучала в его дверь, он как раз достал ожерелье и сам собрался подняться к ней. Аллиель была на себя не похожа, потому что в новом платье, и её волосы, обычно заплетенные в простую косу, теперь уложили и украсили лентами – потрудилась одна из служанок. Такая Аллиель вдруг показалась Эдину совсем другой, далекой и незнакомой, и гораздо старше.

– Я тебе нравлюсь? – подобрав юбки, она крутнулась на каблуке новых башмачков.

– Да, очень нравишься, – ответил Эдин совершенно искренне, – только юбка слишком длинная, не споткнись.

Аллиель вздохнула.

– А говоришь, что нравлюсь! И тут же – про юбку!

– Ну и что? Длинная же. Подшей немного, ты и так каждый день шьешь.

– Нельзя ее сейчас укорачивать, – опять вздохнула Аллиель. – Я ведь не завтра начну носить это платье, в монастыре такое не надевают. Это если к тете ехать, не раньше осени. А до осени я могу и вырасти еще немного, как считаешь?