Марина Рыбицкая - Девять с половиной

– Я что, такая старая и такая страшная, что меня никто брать не захотел? – ужаснулась я, отмахиваясь обеими руками. Выдала, кривясь и гримасничая: – Это как я Агилару свой возраст скажу?

– Ты ведь женщина! – надула пухлые губы моя собеседница. Пренебрежительно-снисходительно: – Скажи ему, что только-только начинаешь расцветать! Не уточняя, что для этого тебе понадобилась тысяча лет.

– Да ладно, – безнадежно махнула я рукой. – Может, у меня уже старость неподалеку маячит?

– Будешь лениться, – ткнула в меня пальчиком гостья, – еще и не то замаячит!

Она подплыла ко мне, прижалась. Легко погладила по лицу, заглядывая в глаза:

– Питайся хорошо, качественно и вовремя. Не забывай принимать витамины…

– Обязательно. В последнее время я изо всех сил налегаю на железо, – кивнула я, проникаясь ценными указаниями и кутаясь во внезапно возникшее тепло от нахлынувших чувств.

– Мы с папой за тебя волнуемся, – призналась женщина, касаясь призрачными губами моего лба. Шепнула: – Ты уж тут поосторожней… Не разнеси этот мир, чтобы нам не было за тебя стыдно.

– Договорились, – потупилась я, смущаясь.

– И мы с тобой договорились, – закончила женщина. – За тобой будет присматривать Веселый Дервиш. Он…

– Э-э-э… – распахнула я глаза. – А можно переиграть? Взять кого-то еще? А то он как-то странно присматривает!

– Веселый Дервиш, – строго сказала женщина, становясь еще призрачней, – делает все правильно! Он не дает твоим мозгам превратиться в кашу!

– Точно, – кивнула я. – Потому как сам делает из них шаулю! [21]

– Мы волнуемся за тебя, ребенок, – всхлипнула женщина и тихо испарилась, оставив меня в одиночестве мучиться раздумьями: если за тысячу лет я только расцвела до ребенка, то когда же я заколошусь или заплодоношу?

– Амариллис! – раздался встревоженный голос проснувшегося Агилара, прервавший мои раздумья. – Ты где?

– Здесь, – отозвалась я, возвращаясь в спальню.

Что-то удержало меня от рассказа о появлении призрачной мамы. Я так себе подумала: Агилар от этого счастливее не станет. Он же наивно полагает, что женится на сироте. Ну да, ну да. Угу. Тысячелетней!

– Что-то случилось? – привстал на локте Агилар.

– Ага, – кивнула я. – У меня эта… свадебная порка… гонка… нет, горячка… опять не то… О! Лихоманка!

– Ты имеешь в виду – лихорадка? – светло улыбнулся Агилар, протягивая ко мне руку. – Иди сюда, любимая, я тебя вылечу.

– Скорее залечу до полного нестояния, – фыркнула я, но пошла к нему в руки без заминки.

Против моих ожиданий меня просто уложили с собой рядом и убаюкали, ласково поглаживая по волосам и укачивая в сильных объятиях.

– Спокойной ночи, хоним, – прошептал Агилар мне на ухо.

Я сладко зевнула, обвила его крепкую шею руками и свернулась в клубок у него на груди, греясь в лучах светлого чувства.

Утром нас разбудили ворвавшиеся в комнату Саид и Ширин. Они притащили какие-то тазики, кувшинчики и ворох тряпья.

– Что такое? – сонно моргнула я. – У нас пожар?

– У нас твоя свадьба! – нависла надо мной Ширин, уперев руки в худенькие бока. – А ты еще не мытая, не выщипанная… ах да! – не накрашенная и не одетая!

– Все можно опустить, кроме последнего, – приказал Агилар, вставая без малейшего стыда и надевая протянутый Саидом халат.

После чего наклонился ко мне, поцеловал легким касанием и сказал:

– Встретимся в саду Золотых Лилий, сегилим. Мне тоже нужно приготовиться.

– Не перестарайся, – пробурчала я, скрывая напавшую на меня сентиментальность.

И что эта дрянь ко мне прилипла? На розовую воду, что ли, приманилась?

Через несколько часов и спустя целую марафонскую дистанцию моих нервов меня все-таки притащили в сад Золотых Лилий, где уже все было готово к ранней церемонии бракосочетания. Под сенью полотняного навеса в креслах сидели судья и служитель Творца, попивая зеленый душистый чай.

Вокруг открытого шатра носились, играя в догонялки, Кемран и Марьям.

Вообще все было очень красиво.

Порхали разноцветные бабочки, неся за собой блестящие шлейфы пыльцы. Жужжали деловитые шмели и работящие пчелы. Стрекотали кузнечики, спрятавшиеся в высокой траве. Радовали разнообразными красками цветы, увивавшие навес и шатер.

Я ступала босыми ногами по траве, наотрез отказавшись надевать обувь. Мне казалось, я должна прийти к своему мужчине босая, чтобы лучше ощутить связь с землей. Посему я не желала надевать головное покрывало, дабы скрыть по обычаю лицо. Мне нечего стыдиться. Но Ширин пообещала мне прибить покрывало гвоздиками, если я не надену сама. А вот гвоздики было жалко. И так железа в доме почти не осталось, а их я запланировала на вечернюю закуску вместо семечек.