Екатерина Козина - Там, где танцуют сирены

– Неважно. Последи за ней. Дурости в молодых головах много бывает.

Я хочу возразить, но слышу шаги. Подруга тети, наверное, уходить собирается. А это значит, что меня могут запросто увидеть. Взлетаю по лестнице вверх, ныряю в открытое окно и выдыхаю.

Теперь нужно привести себя в порядок. И спальню.

Комнатка напоминает что-то из разряда криминальных хроник. Вещи валяются на полу, лужи, мокрый подоконник после дождя. Глупая я. Забыла закрыть окно за собой. Теперь все это убирать придется. А если тетка заглянет?

Я, конечно, человек взрослый, только что от этого толку, когда на меня будут ругаться аки на маленького ребенка?

Ношусь по комнате на цыпочках, только бы тетка не услышала. Только бы не поднялась.

Сердце пропускает удар, когда раздается стук в дверь. Я понимаю, что все еще нахожусь в том же виде, в котором очнулась на пляже. Влажные волосы похожи на воронье гнездо, и если в них покопаться можно будет найти мелкие ракушки, водоросли, палочки и гору песка, которую мне потом придется долго вычесывать.

Прыгаю в кровать, накрываюсь одеялом с головой. Стук повторяется.

– М-м-м, – мычу я, изображая то ли корову, то ли только что разбуженного человека.

– Марина, ты спишь? – дверь приоткрывается. А мне хочется скрежетать зубами.

– Морена, теть, Морена, – бормочу я. – Проснулась только что.

Мой взгляд падает на открытое окно. На подоконнике грязные разводы. Хорошо хоть следов ног не осталось, я попыталась их затереть. Тетка, я уверена, смотрит в ту же сторону.

– Как спалось? – она присаживается на кровать.

Ее зовут Пелагея, но, кроме как тетей, я не называю ее. Папина сестра. И очень похожа на него. Те же темные волосы, обладательницей которых я тоже стала. Тонкие черты лица, большие карие глаза.

Карие глаза мне достались лишь наполовину. Гетерохромия. Один карий другой голубой. От мамы я не получила почти ничего. Лишь острые выступающие скулы, да тонкий нос.

Волосы Пелагеи убраны в небрежный пучок. На еще молодом лице озабоченность.

– Хорошо спалось, – улыбаюсь я, продолжая лежать, укутанная в одеяло, хотя становится жутко жарко. – Только окно закрыть забыла. Тут такой бедлам.

– Заглядывала Виталина Петровна. Сказала, что в море выброс какой-то произошел. Не стоит ходить туда. Лучше в город скатайся. Больше толку будет, чем от прогулок по ядовитому пляжу.

Я лишь киваю. Она врет. Если бы я только не знала, что на самом деле произошло, то могла и поверить.

– Теть, – окликаю я , Пелагея уже доходит до двери. – А не у нее сына Деном зовут?

– У нее, у нее. Ты же с ним в детстве играла? Помнишь?

– Не, – вру, а память учтиво подсовывает воспоминания.

Наш поселок маленький, я бы даже деревушкой назвала, но это поселок. На картах вы его не найдете, словно над этим местом навис магический купол. Здесь не было, и нет вездесущего интернета. И мобильная связь не ловит. Общаются люди по старинке – заглядывая друг к другу в гости. Есть, правда, в домах стационарные телефоны. Но ими пользуются не часто. Посторонние люди редко сюда заглядывают. Чаще случайно, сбившись с дороги. Переночуют и едут дальше. Никто дольше дня не задерживается обычно. Здесь даже гостиницы нет. Хотя до моря рукой подать. Странно, что туристов не бывает.

Зато здесь чисто. Нет этих разбрасывающих окурки, пивные банки и огрызки от кукурузы свиней. И никто не ходит по пляжу, крича: «Чурчхела! Холодное пиво! Свежие крабы!». Да и хорошо, что тихо.

Я приезжаю сюда отдохнуть душой, посидеть на камнях, порисовать. Или написать главу-другую для своей книги. Московский воздух не способствует полету души.

Но что мне делать теперь, когда доступ к морю запрещен? Идти в лес? Он здесь тоже неподалеку. Закрывает нас от внешнего мира. Как хорошо, что я знаю сюда дорогу. Как хорошо, что не приходится копить на дорогие курорты.

Только лес не для меня. Все эти клещи, змеи, пауки. При одной мысли в дрожь бросает. Другое дело чистое лазурное море с его любопытными рыбками, приплывающими к ногам, как только ты ступаешь в воду. Эти ракушки разнообразной формы. Рачки. Другие обитатели морской фауны.

И вот теперь, когда море у меня отняли, я не знаю, что делать. Не думаю, что Пелагея мне что-нибудь расскажет. Максимум чего смогу добиться от тетки это недоброго взгляда, поджатых губ и молчания до конца дня. Она сделает вид, что обиделась. Мы с ней давно нормально не общались. Все чаще по нужде. А когда родители пропали, я просто уехала, чтобы больше не видеть ее, напоминающую об отце. Пелагея тогда ужасно обиделась и долго не звонила мне. Но этим летом я решилась вновь наладить отношения с единственным родным человеком. А тетка была рада. Но все равно она не теряет возможности как-то уколоть или поддеть меня. Хотя бы с тем же именем.