– Теперь ты оденешься? – в голос женщины вернулась насмешка.
А Тиргатао теперь, когда схлынуло возбуждение, навеянное опасностью, заметила, что она, и правда, не одета. Тут же пришло смущение, а вслед за ним воспоминание о заветах Псатии, что негоже дочери вождя в недостойном виде на люди показываться. Стараясь всё же не терять достоинство, и держа незнакомку на виду, меотиянка прошла к своей одежде и брезгливо скривилась. Но деваться было некуда, сменной одежды девушка, которая уже давно должна была вернуться домой, не взяла.
Пропитанные потом кожаные штаны и рубаха, высохнув на солнце, задубели и тут же начали натирать во всех возможных местах, едва Тиргатао натянула их на себя. «Настоящие воины не жалуются», – напомнила себе меотиянка, стиснув зубы.
Расстроившись из-за одежды, девушка не заметила внимательного взгляда серых глаз незнакомки, блеснувших из-под капюшона, перед тем, как она склонилась над раненым.
Завязав пояс и прикрепив к нему ножны, Тиргатао почувствовала себя гораздо увереннее.
– Иди сюда, – раздался старушечий голос, – помоги мне.
Тиргатао на несколько мгновений замерла с акинаком в руке, не в силах принять какое-либо решение. Меч придавал руке вес, а без оружия меотиянка чувствовала себя беззащитной. Но, глядя на своих верных друзей, расслабленно нежащихся в тени раскидистой ивы, Тиргатао всё же вложила акинак в ножны. Чутью Гунна и Арры она привыкла доверять даже больше, чем своему. И если животные не видят в старухе зла, значит, его там нет.
Даже если у этой ведьмы, а про себя девушка звала её именно так, склочный характер.
– Вот, держи здесь, – незнакомка сразу же взяла её в оборот, едва Тиргатао присела по другую сторону от раненого. Старуха взяла руку девушки и, вложив в неё чистую тряпицу, сильно прижала к некрасивой рваной ране на боку эллина. – Прижми крепко, но нежно.
Она снова захихикала, заметив, как щёки меотиянки от смущения покрылись румянцем. Она и раньше помогала лекарям в Городище, но никто и никогда не осмеливался обращаться с ней так грубо, равно как и отпускать грубые шутки в её адрес.
Тиргатао наблюдала, как ведьма рвёт на мелкие кусочки пучок какой-то травы и бросает в глиняный горшок, выуженный из недр большой холщовой сумки. Затем к траве она насыпала порошков из разных мешочков, понюхала и, оставшись довольна, велела Арре принести воды из реки. Тиргатао, никогда раньше не дававшая собаке подобных команд, с интересом следила, как та решит непростую задачу. Арра порадовала хозяйку своей находчивостью, уже через несколько мгновений она примчалась назад и выплюнула воду из пасти прямо в подставленный ведьмой горшок. Замешав целебное зелье, старуха щедро намазала его на новую тряпицу и, быстрым движением приподняв ладонь девушки, наложила лекарство на рану.
– Теперь держи, пока я наложу повязку.
Хоть старуха и была противной, но действовала она умело. Арра не ошиблась и привела настоящую лекарку. Быстро перевязав грека, ведьма скомандовала собаке сторожить, а Тиргатао и Гунну следовать за ней. Девушка чувствовала, как закипает в ней гнев от неуважительного отношения, и не раз уже готовились бранные слова слететь с её губ, но что-то неуловимое останавливало их, не давая сорваться. Бросив последний взгляд на мужчину, из-за которого она попала в такое положение, Тиргатао поторопилась догнать старуху, бодро шагавшую по берегу реки.
Старуха оказалась настоящей выдумщицей и мастерицей. Нарезав длинных дубовых и тополиных ветвей, женщины связали их ивовыми прутьями и соорудили волокушу. Подстелив под раненого свой плащ и на нём с помощью Тиргатао и Арры затащив мужчину на передвижное ложе, ведьма прикрепила ветки к седлу Гунна и в своей обычной манере скомандовала следовать за ней. Сама же споро потопала по берегу, почти не опираясь на клюку.
Меотиянка даже опешила от такой наглости. С языка готовились сорваться бранные слова, а рука сжималась на рукояти акинака. Но почему-то Тиргатао снова подавила свой гнев и последовала за странной компанией, оставлявшей в густой траве длинную проплешину.
Шли они недолго, солнце ещё совсем не успело сдвинуться на небосклоне.
Избушка пряталась в камышах.
С одной стороны её скрывал от посторонних глаз высокий обрывистый берег, а с другой – широкая гладь Антикитеса. Чтобы во время весенних паводков и осенних дождей избушку не затапливало, она была расположена на высоких деревянных сваях, напоминающих куриные ноги.
Читать дальше