Мира Гром - Ломать – не строить, душа не болит

Эсми закрыла глаза. Ей было страшно. Она боялась этого мужчину, ненавидела весь его народ, за смерть отца за много смертей, за то, что он может с ней сделать, за его угрозу. Принцесса всем сердцем желала ему смерти, но как только дошло до дела – поняла, что не сможет.

Она не видела его на поле боя, хоть и понимала, что этот воин просто не мог не быть там. Он не лишил девственности, не ударил после того, как она погнула подсвечник его голову. И сейчас человек вина, которого не была доказана, предлагал Эсмине казнить его. Вот так просто без суда и обвинений. Вмиг оборвать чужую жизнь…

– Не буду. – Уверенно сказала она, убрав руки и глядя мужчине в глаза.

Император едва сумел сдержать вздох облегчения. Возможно, его мать права и именно этой женщине он подарит сына, но позже. Он сел, отложил клинок и, схватив ее за руку, резко притянул,усадив рядом с собой.

– А теперь, принцесса Эсмина, – он почувствовал, как девушка вздрогнула, и понял, что попал в цель, – послушай меня. Отныне ты моя женщина и к тебе никто не посмеет прикоснуться без моего согласия. Этот закон у нас, как ты говоришь варваров, неоспорим. Я даю тебе право ходить, где захочешь, но, – он взял ее за запястье и надел на большой палец массивный перстень, который сам носил на мизинце, с мордой медведя на печатке, – никогда не снимай это кольцо. Так другие будут знать, что к тебя нельзя обидеть или навредить. Снимешь его, и сам ваш лесной Бог не защитит тебя. Запомнила?

Девушка робко кивнула, не смея сказать и полслова.

– Дальше, – продолжил он, – не наглей, но если тебе что-то понадобится, можешь просить у меня или у нескольких слуг, на которых я укажу немного позже. Одежда украшения, прочие женские радости… Тебе виднее. Мы пробудем в этом городе еще неделю. С наступлением темноты, ты обязана быть в нашей комнате. На завтрак, обед и ужин тебя будут приводить ко мне. Если ты посмеешь хоть в чем-то возразить мне при посторонних, будешь наказана. При мне же можешь говорить, что угодно. Я не буду тебя насиловать, пока не свыкнешься с мыслью, что полностью принадлежишь мне. Но придется развлекать меня, как сегодня. Большего я от тебя на данный момент не прошу. Разве что за пределами комнаты будешь называть меня господином. Все понятно?

– Да, господин! – император поморщился. Он даже подумать не мог, сколько яда можно вложить в одно-единственное слово.

– А теперь спать!

Одним движением Дориан ловко уложил девушку в кровать, улегся рядом, укрыв одеялом, прижал ее к себе. Воин оскалился, снова почувствовав страх, как она напряглась и задрожала.

Эсмина еще долго не могла уснуть. Она пыталась понять, почему этот дикарь, этот грубый мужлан не изнасиловал ее, как предсказывал отец, ведя дочь на войну. Почему ей сейчас так тепло и приятно прижиматься к нему, если «господин» был так противен? Девушка попыталась выпутаться, отодвинуться, но он открыл глаза и тихо сказал:

– Не смей, мышка!

– Мне так неудобно, – призналась Эсмина, хоть сама и понимала что врет.

Дориан не хотел отпускать ее. Ему нравилось касаться нежной кожи, нравилась ее дрожь, но все же он разжал руки и перевернулся на другой бок.

– Спи, – скорее попросил, чем приказал, император.

Эсмина проснулась от громкого стука в дверь. Хозяина в комнате не было. Девушка завернулась в одеяло и пошла открывать.

У входа стоял мужчина лет сорока на вид. В сером плаще, перекинутом через левое плечо. Принцесса знала о Дшаре немного, но то, что серый – цвет слуг, ей было известно.

– Что случилось? – спросила девушка, на ощупь проверяя присутствие кольца на пальце. Перстень оказался другим, меньшим на вес и подходящим ей по размеру, но медвежья морда на печатке вполне ощущалась.

– Одевайтесь, император ждет вас на завтрак, – сообщил слуга, протягивая ей ее же собственное любимое голубое платье, – быстрее!

Эсми закрыла дверь, ловко влезла в наряд, расшитый серебряной нитью, и вышла из комнаты.

– Нет, так не пойдет,– сказал слуга, – Вы же не хотите опозорить своего хозяина?

– Нет. А что не так? – смутилась девушка.

Мужчина жестом пригласил принцессу снова войти в комнату.

– Сядьте, – он подошел к одному из принесенных сюда сундуков и покопавшись в нем достал золотую заколку в форме лилии, украшенную отборными сапфирами, голубую каплю из лазурита на тонкой цепочке и широкий браслет.

– Наденьте, – сказал он, а сам быстро причесал ее волосы, ловко убрав назад тонким обручем,– Было бы очень неплохо, если бы вы не рассказывали господину, что я касался вашей головы. У нас это не принято. Но сейчас лучше не терять время.