Мира Гром - Ломать – не строить, душа не болит

Принцесса уже не могла сдержать дрожь, ей казалось, что если он сейчас войдет, то разорвет ее изнутри.

– Ты готов умереть?– спросила она совершенно спокойным голосом, сама не понимая, как ей это удалось.

– Я воин, мы всегда рады пасть в бою с оружием в руках, для нас это почетно. А тебе предстоит быть мне покорной. Не будешь артачиться, мышка, и, может, я возьму тебя в наложницы, конечно, если мне понравятся ощущения от нахождения в твоих дырках.

Он слегка двинулся, надавливая на складочки влагалища, но не входя. Горячая смазка размазалась по отверстию. Эсмина заскулила.

***

Император едва сдержался, чтобы прямо сейчас не загнать свой член в нее, растягивая, разрывая. Он перестал понимать себя, но ему хотелось, чтобы эта девушка впустила его сама. И сейчас было еще рано.

– Ты грубый, неотесанный представитель своего варварского племени! Отпусти меня!

– И чем же мой народ так плох? – Его сильная рука нащупала маленькую бусинку ее клитора, погладила и начала слегка массировать.

«Да, грубый, но заслужил ли кто мою нежность? – мысленно спросил он у самого себя. – Нет. Все эти маленькие принцессы, неприступные вначале и словно шлюхи после… Противно!»

В большинстве своем женщины после того, как император пользовался их телом, всеми правдами и неправдами пытались остаться с ним. Просили детей, желая манипулировать им после зачатия наследника или хотя бы устроиться получше. Это раздражало, и в какой-то степени даже было обидно. Мужчине хотелось, чтобы в нем в первую очередь видели человека, а не императора.

– Вы никого не умеете любить! – чуть не плача заскулила принцесса.

– Любовь? Это удел слабых… – ответил он и рассмеялся.

Когда-то мать завещала ему любить, найти себе жену по душе и никогда ее не отпускать. Но отец убил ее. А потом мальчик вырос и отомстил ему. За нее. Тогда он запретил себе и думать об этом чувстве. И даже сейчас, будучи взрослым, сильным, первым исполнителем своих приказов, лежа в кровати в одиночестве, император мысленно говорил с женщиной, подарившей ему жизнь. Просил совета, думал, как бы поступила она. Мать растила мужчину всего до десяти лет, но, даже будучи ребенком, он усвоил много ее уроков.

А эта девушка… Ее глаза казались императору знакомыми. Только сейчас он осознал почему. Так же мать смотрела на отца. Со страхом и ненавистью, но открыто и непокорно до последнего вздоха.

– Любовь – это то, ради чего стоит жить! – всхлипнула Эсмина.

– Жить стоит только ради себя, – рассмеялся он и снова начал дразнить, ее надавливая членом на сжавшийся анус. От других не дождешься благодарности, люди вокруг слишком часто желали его смерти, чтобы император позволил себе верить в них. – Как тебя зовут, маленькая шлюшка?

– Я не…

Договорить он ей не дал, больно сдавил грудь, заставив закричать. Император не позволит перечить и спорить.

– Не смей мне возражать! – приказал он.

– Грязный варвар! – принцесса больше не могла сдержать слез.

– Я только час назад мылся, – насмешливо ответил он, – а ты за дерзость будешь наказана!

Император наконец-то отстранился. Грубая мужская ладонь столкнулась с ее ягодицей, второй раз, третий. Больно и обидно. Он не хотел бить ее всерьез, но и покорности нужно научить. Принцесса уже заранее представила, какой синяк будет к утру.

– Наказывать ты умеешь! Сразу видно, – с досадой сказала она, – но сердца у тебя нет!

– Ты что, решила меня заболтать до смерти? – насмешливо спросил он.

Император не считал себя бессердечным, просто старался беречь такую важную часть своего тела и не подпускать никого на расстояние вытянутой руки. Он был хорошим воином и всегда сам шел впереди армии, и у него были верные друзья, но среди мужчин. А женщинам император не доверял принципиально.

– Да пошел ты! – вырвалось у девушки.

– В тебя? – его губы растянулись в сладкой улыбке предвкушения.

– Нет! – слезы высохли, и теперь она злилась. Эсмину раздражала его игра. Этот противный медведь мог взять ее уже сто раз, но он медлил, наслаждаясь ее страхом.

– Я вопросы дважды не повторяю, а ответа еще не было. Твое имя! – он снова приказывал, навалившись на нее всем телом. Теперь мужчина был готов войти в ее лоно, если рабыня не подчинится.

– Эсмина! – прокричала она.

– Умница, – он ласкал ее, поглаживая от подбородка вниз до груди, вторая рука лежала на клиторе, против воли делая девушку мокрой. Ему же, наоборот, казалось, что играет с ним именно она, то сжимаясь от страха, то в порыве ненависти готовая разорвать его на части голыми руками.