Властелина Богатова - (Не)беги от меня, ведьма!

– Инэй -

– Неужели ничего нельзя сделать? – из-за приоткрытой двери послышался надломленный голос отца, и сердце сжалось от тревоги.

– Ваша дочь обречена – она примет дар, – раздался женский голос, спокойный и чуть хриплый.

– Но если она примет, то умрёт ребёнок, который вот-вот должен родиться, – сдавленно произнёс отец.

– Всё верно, – скупо подтвердила женщина. – Она сама предопределила свою судьбу, сделав такой выбор. Теперь умрёт и её ребенок, и её муж. Беды не миновать. Она станет тёмной ведьмой. А Руан-Тару не нужны беды. Не нужны тёмные ведьмы. Тёмные ведьмы страшнее любой заразы, любого проклятия, любого врага. Так?

Я вздрогнула, сжав похолодевшие пальцы в кулаки. Слова ведьмы звучали острее ножа. Развернулась спиной к двери, чувствуя, как всё тело звенит от напряжения и страха. Зачем я это всё слушаю?

Взгляд метнулся по мрачным высоким стенам замка, скользнул по узким окнам, за которыми шумел ураганом ветер. Совсем рядом гремело небо, заставляя стёкла дребезжать. Нужно уйти.

Я дёрнулась, чтобы покинуть порог покоев сестры, но замерла, не сделав и шага, когда услышала продолжение разговора.

– На что ты намекаешь, ведьма? – голос отца прозвучал угрожающе.

– Только на то, что как только она примет дар – её погребёт тьма. Всё. Можешь идти. Я все сказала.

Виан Морейт терял остатки самообладания. Он никогда бы не призвал ведьму в свой дом, если бы не эта беда.

Истошный крик Флоретты прервал разговор, по моей спине скользнул холод. Сестре становилось всё хуже. От одной мысли, что ребёнок родится мёртвым, меня встряхнуло, сделалось дурно. Сердце сдавливали раскаленные тиски боли и жалости. Это ведь невинное дитя. Как же так? Он не может умереть.

– Чертова дрянь! Сделай же что-нибудь! Помоги ей! Или хочешь на свою шею раскалённый ошейник? – взревел отец, и в этот миг я не выдержала, распахнула дверь и влетела в комнату. Глаза от увиденного расширились. Отец нависал над ведьмой и держал её за горло, злобно скалясь.

Неожиданно женщина скосила глаза в мою сторону. Некоторое время мы смотрели друг на друга, и меня пробрало недоброе предчувствие.

– Есть один выход, – спокойно произнесла она.

– Говори! – потребовал Виан.

– Твоя младшая дочь может забрать себе дар, тогда…

По телу будто ледяными осколками прошёлся страх. Я напряглась, ожидая услышать её слова.

– …тогда останутся живы все. Твоя старшая дочь родит наследника – а это будет мальчик – её муж тоже выживет, – быстро проговорила она.

– Нет! – рявкнул отец, оборвав ведьму. – Даже не смей такое предлагать! Инэй только исполнилось девятнадцать, она ещё юна.

– Это единственный выход. Другого не дано. Дар должен быть использован.

– Молчи! Или смерти хочешь? – приказал отец, сдерживаясь от грубого ругательства: ведьму нельзя бранить вне зависимости от того, белая она или тёмная.

– Не перегибай палку, Виант Морейт, – зашипела ведьма, перехватив его запястье, и с силой оттолкнула от себя.

Я тихо ахнула, когда увидела, как по лицу отца пробежала тень боли.

– Я приехала помочь, а не воевать, – она вскинула брови.

– Дитя, подойди! – неожиданно велела мне ведьма, отвлекаясь от отца, поманив приглашающим жестом.

Я на миг прикрыла веки, чувствуя, как дрожат ресницы.

– Инэй?! – громыхнул голос отца, и я распахнула глаза.

– Прости, отец, – зашевелила пересохшими губами.

– А-а-а-а! – душераздирающий крик боли отвлек нас.

– Господин, миледи совсем худо! – послышался голос служанки, что выбежала из комнаты, где надрывалась Флоретта.

– Так что ты решил? Времени осталось мало, – поторопила ведьма.

Внутри меня что-то треснуло, отец никогда не согласится подставить меня.

– Ренер! Где мой Ренер? Позовите мне его, я хочу его видеть! – закричала сестра.

Больше не медля, я решительно направилась в спальню к сестре.

Чем ближе подходила, тем явственнее ощущались запахи трав, крови и страдания. Они ударили в нос, застав врасплох, но я тут же взяла себя в руки. Проходя мимо, бросила взгляд на отца: на суровое лицо с волевыми чертами легла тень мрака, отсветы пламени свечей колыхались в его потемневших от отчаяния и гнева глазах. Жилет расстёгнут на две пуговицы, шейный платок развязан, открывая сильную, лоснящуюся от духоты шею.

– Инэй, не смей! – строго приказал отец, преграждая мне путь, но в голосе его дрогнула слабость.