Влада Мишина - Песнь Самайна

– Ты не валькирия, не серебряная, не стальная, – прошептал он. – Ты Рогнеда, а на языке праотцов наших – это значит «советница в битве». И тот, кто будет вечность нуждаться в твоих советах, найдёт тебя сам…

Локка не знал, откуда к нему пришли эти странные слова в ту ночь под новой луной. Не помнил он о них следующим утром, да и вообще больше никогда не вспоминал.

Зато навеки их запомнила Рогнеда, проснувшаяся, едва отец вернулся в избу.

Запомнила и, порой, мысленно шептала себе ночами: «Не валькирия, не серебряная, не стальная, а Рогнеда…»

***

Десять зим уж минуло с тех пор, как северянка стала каждую зорьку выходить с отцом за дом и учиться биться на кулаках, палках, мечах и ножах.

Локка научил дочь стрелять и, что важнее, самой мастерить себе лук со стрелами. Он передал ей всё, чему когда-то его самого учил отец.

Кузнец не щадил дочь – слишком сильно для этого любил. И к старице Рогнеда приходила вся в ссадинах, побитая, потная и счастливая.

Старица морщила и без того изрезанный временем нос и дальше порога девчонку не пускала. Сначала – мыться, чтоб отбить запах железа и пота, потом – наука о травах.

Поначалу, Рогнеда не справлялась ни с упражнениями отца, ни с уроками старицы.

Бегала быстро, но недолго, травы, даже совсем непохожие, путала, меч так вообще поднять не могла, а однажды чуть не отправилась к праотцам, сунув в рот «красивую красную ягодку».

Рогнеда по-детски злилась на себя, на собственное слабое тело, на отца и старицу. Она всё меньше начинала стараться и всё больше искала способы схитрить: подложить на стол только известные травы, чтобы старица одобрительно улыбнулась. Во время бега по лесу – срезать путь и прибежать к дому раньше, чтобы получить похвалу отца. Несколько раз такие уловки действительно удавались. Но вскоре старица нашла половицу, под которую Рогнеда сбрасывала незнакомые травы, а Локка решил проследить за успехами дочери и поймал Рогнеду в лесу, когда она прогулочным шагом вместо бега шла по уже протоптанной ею хитрой дорожке.

Это был первый раз, когда северянка испытала настоящий стыд и решила, что лучше быть сто раз оттасканной за волосы сынком старосты, чем ещё хоть на миг ощутить на себе разочарованные взгляды родных людей.

Ни Локка, ни старица никак не изменили свои уроки, разве что стали обращать на Рогнеду меньше внимания, что только сильнее подстегнуло северянку к обучению.

Вскоре она достигла успеха.

Деревенские бабы грозно охали, проходя мимо избы кузнеца, у которой в лучах рассветного солнца танцевала Рогнеда. Танцевала с мечом, резво разрезавшим прохладную утреннюю хмарь.

– Ты что творишь, Локка? – ворчал староста, попивая прогорклую, кислую брагу, и с грустью вспоминая тот самый эль, с которым кузнец когда-то пришёл к нему в дом. – Она у тебя баба, али кто? Доиграешься, сваты все разбегутся – в доме хозяйка нужна, а не вояка.

– Ты прав, добрый человек, ты прав, – отвечал Локка, и наутро давал Рогнеде вместо меча два тонких кинжала, и тренировки продолжались.

«Они же девчачьи!» – жестами возмущалась дочь.

А Локка улыбался. Рогнеда напоминала ему жену.

Старица тоже была довольна ученицей. Теперь Рогнеда безошибочно находила в лесу нужные травы, а снадобья, что она намешивала, помогали едва ли не лучше, чем притирки самой старухи.

Едва северянка познала свои первые лунные дни и стала девицей, старица открыла ей другую сторону своего ремесла.

Рогнеда давно уже знала, что травы могут не только помогать, но и травить жизнь, только вот сама она ничего такого уметь не хотела.

– А коли бабу кто силой взял, и она понесла? – безжалостно спросила старица. – Или роды последние все соки выжали, так что следующие верной смертью станут? Что, и тогда ручки да сердце замарать побрезгуешь?

Рогнеда упрямо кивнула.

– Дура, – выплюнула старица. – Вон пошла.

Той ночью Рогнеда не спала.

Она вспоминала, как в канун Йоля одного охотника зверь погрыз. Мужик умирал, помочь нельзя было, да ещё и долго, мучительно жизнь из него вытекала. Старица тогда ему в рот капнула одну из тех притирок, что она под замком хранит. Мужик выдохнул, улыбнулся и тихо отошёл к праотцам.

Или весной – дочку пахаря в сарае какой-то ирод зажал. Так она в слезах к старице прибежала, та ей травки какой-то пожевать дала, и всё! Уже к осени девку замуж выдали за красавца-менестреля, а через зиму она родила ему таких же красивых близнецов. Законных сыновей.

Чем больше Рогнеда вспоминала, тем глупее себе казалась. Где это видано, делить мир только на чёрное и белое? Как теперь явиться к старице, как уговорить взять обратно в ученицы?