Екатерина Гичко - История о краже. Схватка с судьбой

Это не могло произойти с ним.

Риш уже не помнил, как вышел и оказался в коридоре. Не помнил, как ступал босыми ногами по истоптанным за ночь коврам. Голова кружилась, звуки смазывались, тени пугливо убирались с его дороги. Кто-то похлопал его по плечу, что-то сказал. Глаз зацепился за серебристую змею. Узор из переплетающихся полос. Проясняющееся сознание шепнуло, что это всего-то коса.

– Риш, ты как?

Узээриш не ответил и даже не обернулся, продолжая смотреть на хозяина косы. Холодные жёлтые глаза. Невысокий рост.

– Тяжёлое время, да. Давай я провожу тебя в спальню. Пошли к детям. Зиш может проснуться, испугаться. Натерпелся, бедолага…

Сухая, но сильная рука приобняла его за талию и потянула за собой, но Риш не сдвинулся с места. Сквозь пелену, застилающую реальность, он всё же смог рассмотреть и узнать харена. И в груди разгорелась жаркая, необъяснимая ничем ненависть.

– Это твоя вина! – Риш рванулся вперёд, но две пары крепких рук удержали его на месте. – Отец доверился тебе, а ты не смог защитить! Рылся, рылся, но так и не дорылся! Бесполезный кусок дерьма!

Харен продолжал стоять перед ним и выводить из себя спокойным взглядом.

– Риш, это наша вина, – уверял его кто-то, но хайнес не обернулся, продолжая ненавидяще смотреть на главу сыска.

– Отец поручил расследование тебе, – сквозь зубы прошипел Риш, – именно тебе. Он был уверен, что ты справишься. Но ты оказался ни на что не годен. Только со своей девкой и миловался!

Горькая и ядовитая боль потери выплёскивалась наружу.

– Вотый, – со злобной насмешкой выдохнул Узээриш и вырвал свои руки из чужой хватки. – Теряет всемогущее семейство схватку, плодит беззубых щенков.

– Риш…

– Не трогать! – хайнес отдёрнул локоть и подался вперёд, приближаясь к лицу Ранхаша. – Можешь попрощаться со своей Майяри. Ни один жрец в Салее не осмелится связать вас узами брака.

Отпрянув, Узээриш, покачиваясь, обогнул харена и, пройдя ещё пару шагов, скрылся за дверью.

Шерех проводил его обеспокоенным взглядом и утешающе похлопал Ранхаша по плечу.

– Не обижайся. Сердце болит у мальчишки. Позже отойдёт.

Обижаться Ранхаш точно не думал, но слова хайнеса запомнил, впрочем, не придав им особого значения: даже если боги не захотят назвать Майяри его женой, он сам назовёт её супругой.

– Здесь? – он кивнул на дверь, за которой располагалась госпожа Лийриша, и, дождавшись кивка, в одиночку зашёл внутрь.

– Эй, Шерех, – домоправитель Фоший пихнул патриарха рода Вотый в бок, – ты уверен, что отойдёт? Наследник-то упрямством своим ох как известен.

– И мы, Вотые, упрямы, – рассеяно отозвался Шерех.

Он, как и правнук, о горячих словах Узээриша и не размышлял. На мальчишку столько всего свалилось. Немудрено, что и нервы шалят, и виноватого найти хочется, а тут ещё и совиные инстинкты… Оборотень покачал головой, представляя, каково сейчас Ришу: и мачеха, и тётка, и отец. Сестричка раненая. Маленькая шестилетняя девочка! С ума сойти недолго.

– Занять его надо. Чтоб в себя пришёл. В городе-то мы сейчас и сами приберёмся, но это неделя, а дальше-то он уже сам должен, – Шерех задумчиво пошкрябал щетинистый подбородок. – Притащи с чердака гостевое гнездо.

– Зачем? – удивился Фоший. – Хайрени туда сейчас нельзя. Её вообще двигать нельзя. А…

– Гнездо. Принеси, – Шерех исподлобья уставился на друга, и тот, пожав плечами, похромал исполнять приказ.

Риш прошёл в спальню и медленно, малоосмысленно осмотрелся. Тусклый свет. Широкая постель, на которой под толстым одеялом спал напоенный успокаивающим зельем братишка. Небольшая кроватка с решетчатыми высокими бортиками, в которой лежала сестричка. И сиделка. Крепкий оборотень. Шерех, зная по Иерхариду, в какое беспамятство могут приходить совы от беспокойства за детей, женщину оставлять не рискнул. Иерхарид в таком состоянии не различал ни самцов, ни самок, ни комнатных растений и даже себя в зеркале не узнавал.

Опустившись рядом с постелькой сестры на корточки, Узээриш уткнулся носом между прутьями бортика и вдохнул сладкий детский аромат тонких волос, сейчас пропитанных горечью лекарств. Малышка спала. Личико её было спокойно, бровки не хмурились от боли, но Риш помнил, что под тёплой рубашечкой и одеялом нежное тело Иии опоясывает плотная повязка. Пару часов назад он в отчаянии мерил комнату шагами, укачивая на руках хнычущую от боли сестрёнку, пока бессердечный лекарь не счёл, что прошло достаточно времени, чтобы без вреда дать ребёнку очередную дозу обезболивающего.