Изабель Стерлинг - Этот ковен не сломить

Этот коттедж мне не дом.

Мое жилище стало очередной жертвой террора, развернутого Бентоном против ковена. Родители Холла, опытные Охотники на ведьм, сожгли наш родной дом дотла. Я потеряла папу и все, к чему он прикасался. Глубокое кресло, в котором он читал мне вслух сказки. Свои детские рисунки, которые отец расклеил по стенам кабинета.

И семейный гримуар – книжку с заклинаниями и описаниями ритуалов – с заметками, сделанными папиным компактным, убористым почерком.

Все это потеряно.

Потеряно безвозвратно.

На следующий день у меня запланирована первая предварительная беседа с папиной начальницей, окружным прокурором Натали Флорес. Она вернулась из декрета и ведет дело Бентона. Судебное разбирательство состоится в конце месяца – через двадцать четыре дня – и с подготовкой тянуть больше нельзя.

Окружной прокурор Флорес начинает допрос постепенно: интересуется нашими отношениями с Бентоном, событиями, приведшими к тому, что парень взял меня в плен. Говорить трудно, особенно потому, что каждый вопрос вызывает болезненные воспоминания.

«Ожоги вам с Вероникой не лечили. Бентон поджег растопку вокруг кола или нет?»

«Зачем тем вечером ты отправилась к Бентону домой?»

«Ты знала, что именно с Бентоном столкнулась в доме у Вероники несколькими днями раньше?»

И так далее, и тому подобное. К концу беседы пламя воспоминаний буквально лижет кожу, к горлу подкатывает дурнота.

– О родителях Холла ничего не слышно? – спрашивает мама, когда мы собираемся уходить.

– Полиция проверяет все зацепки, – отвечает окружной прокурор Флорес, но за долгие годы мы с мамой слышали от отца достаточно, чтобы понимать: это значит, что у них нет ничего.

В машине мама тянется к моей ладони, но я, не сдержавшись, отстраняюсь.

– Прости, – говорю я, крепко обхватывая себя руками. – Просто… Мам, просто мне было тяжело. – Я снова содрогаюсь от наплыва воспоминаний. Бентон хватает меня и волочит к костру… Он сильный и взваливает меня на плечо, когда я пытаюсь сопротивляться…

– Знаю, Ханна. – В салоне становится чуть прохладнее. Мама смотрит на дорогу, и машина вливается в поток транспорта. – Мне хотелось бы облегчить тебе эти испытания или вовсе избавить от них. – Остановившись на светофоре, она поворачивается ко мне. – Как насчет мороженого?

Я охотно киваю.

– Да, конечно.

Мама включает поворотник, чтобы заехать к нашему любимому киоску с мороженым, одному из немногих, открытых после Дня труда [3] Национальный праздник; в США его отмечают в первый понедельник сентября. (Прим. пер.) .

– А можно Морган потом меня навестит?

Мама отвечает не сразу. Ей до сих пор не по себе от того, что Морган – Кровавая Ведьма, несмотря на хештег-кампанию «Не все Кровавые Ведьмы», которую я развернула дома.

Однако с девушкой она общается совершенно нормально, а для меня действуют те же правила, что и во время романа с Вероникой, и, приводя Морган в гости, я каждый раз чувствую мамины страх и сомнения.

С одной стороны, хочется верить, что после случившегося летом в ней зашкаливает мать-медведица, а с другой – про Кровавых Ведьм я слышала такие же страшные байки, что и родительница. В общем, я прекрасно понимаю, что подобные предрассудки сами собой не исчезают.

Но вот мама растягивает губы в лучезарной улыбке.

– Разумеется! Если хочешь, пусть и на ужин останется.

Не успевает она закончить фразу, как я набираю эсэмэску Морган.

Отвечает Морган уже после того, как мы расправляемся с мороженым – у меня было с мятно-шоколадными чипсами, у мамы – кофейно-шоколадное.

М. Х.Прости! Я только что вернулась домой из танцевальной студии.

М. Х. Как прошла беседа с прокурором?

Х. У. Нормально.

Три точки появляются и исчезают несколько раз, мама уже сворачивает на нашу подъездную дорожку, когда прилетает ответ.

М. Х.Скоро буду.

Я усвоила, что у Морган «скоро» варьируется от пяти минут до часа, поэтому лихорадочно прибираюсь в комнате: запихиваю раскиданные вещи в шкаф, заправляю постель. Собираюсь положить грязную одежду в стиралку, когда в дверь звонят.

Я выскальзываю в коридор: от нервов мурашки по всему телу бегают.

– Можете занять гостиную! – кричит из кухни мама. – Двери не закрывать!

– Почему ты не предупредила, когда я в панике комнату вылизывала? – ору в ответ я.