– Ты себя недооцениваешь.
– Да? Разве? – Берилл постаралась как можно выразительнее изогнуть брови.
– Для женщины ты очень, очень сообразительна. С тобой сложно разговаривать, но не потому, что ты упёрта и упряма, как многие, но потому, что находишь неожиданные аргументы и очень критична.
– Шон, это потрясающе, – Берилл крутанулась, подняв руки, и таким образом вырвалась из объятий сладко-привлекательного пасынка. – Никогда не думала, что могу получить столько удовольствия от того, что услышу комплемент своему уму. Полагаю, опытные соблазнители знают, что именно нужно нахваливать, правда?
– Ты тысячу лет жила в одном доме с Роджером Кардифом. Если ты полагаешь такое, то это наверняка так.
– Нет, если проводить параллель между тобой и Роджером, то он не стал бы отвечать так на моё предположение. Он бы перевёл тему. Ты… очень рассудочный, и мне это в тебе сразу же очень понравилось. Чем дальше, тем больше мне нравится это.
– Не понял, кто кого сейчас пытается соблазнить? Думаешь, у меня получится быть идеально корректным, если сейчас ты продолжишь очаровывать меня?
– Прости. Я пьяна, чувствую почти эйфорию, будто мне и двух сотен нет.
– Возможно, не стоит тебе больше пить. Разреши мне причесать тебя. Идём на постель. Там я займусь тобой.
– Как странно звучит.
– Замолчи, ты меня смущаешь.
– Ты эриста. Это ты должен смущать меня.
– До этого ещё дойдёт, гарантирую.
Шон, сев за её спиной так близко, что Берилл чувствовала жар его тела, принялся снимать все заколки. Когда чёрный шёлк волос укрыл её плечи, спину, его руки, колени и часть постели, до сих пор неосознаваемое волнение крылатой обратилось дрожью. Пытаясь сбросить непонятное напряжение, Берилл выбросила руки вперёд и потянулась всем телом. Шон, не понимая, обхватил её за талию и потянул на себя. Крылатая упала на спину, на его согнутое колено, и освобождённо вздохнула – дрожь ослабла до сильного, но терпимого волнения. Встретилась глазами с эристой.
– Ты сейчас очень хороша.
– Мне очень приятно твоё внимание.
– Я рад, – он наклонился к её лицу и погладил лоб.
– Не хочу, чтобы он приходил.
– Я тоже.
Последовал осторожный первый поцелуй. Как бы Берилл не представляла до сих пор мягкость этих губ, но их нежность перемножила впечатление до невероятно восхитительного.
И как только Шон поднял голову, то тут же был притянут обратно.
Хант ворвался внезапно, неожиданно, испугав Шона и заставив его мгновенно спрыгнуть с постели.
– Ты должен был расчесать её волосы, а не спутывать их, идиот, – дрогнувшим голосом обвинил Хант сына.
– Прости, – только сказал Шон, прежде чем с подавленным видом опустить глаза и широким шагом уйти.
Берилл, однако, ничто не удивило и не потрясло. Действие эйфории, присущей ей радости и лёгкости, ещё не испарилось, так что она плавно поднялась и подошла к "хозяину". Проведя руками по его груди вверх, она заглянула в его глаза и не затерялась в них, как бывало раньше.
– Позволь, я раздену тебя.
– Х-хочешь посмотреть? – спросил Хант, заволновавшись, но стараясь держаться.
– Да. Никогда не видела тела инуэдо.
– Да, конечно, сделай это, – разрешил супруг, попытавшись облизнуть свои сухие, словно воспалившиеся губы.
Берилл больше не смотрела ему в глаза. Одежда перевёртышей, которую они носили на севере или в своих пределах, отличалась от одежды южан и придворных облачений. Отличалась в основном тем, что не имела обилия застёжек и каких-то изощрённых узлов, была широка и прилегала к телу не плотно. Потому едва развязав кушак на поясе, и сдвинув отделанные тонкой бахромой края ворота с его плеч в стороны, Берилл увидела, как весь шёлк буквально стекает с тела Ханта и легко, как пушистый снег, падает на пол. Это было так красиво, что ей захотелось повторить ладонями тот путь, который только что проделала одежда. Что же касается доспеха, то это действительно были костяные чёрные пластины, огромные, защищающие мышцы груди, и мелкие на животе, чешуйчатые и совсем редкие на боках. Руки выглядели примерно так же, как выглядели бы у Брайана, если бы он то и дело спиливал выступающие наросты. Плечи явно могли ершиться острыми и длинными шипами, толстыми у основания и тонкими на концах, чешуеподобные, но большие пластины закрывали бы внахлёст руки, скрывая кожу до самого локтя, а у Ханта – до самых запястий. Но доспехи Ханта были неплохо обработаны – они выглядели только как немного выпуклые, овальные по форме грифельно-чёрные застывшие лужицы на коже, окружённые мелкой чешуёй по краю. Касаться их было не так уж неприятно, может из-за тепла, из-за понимания того, что сам доспех – часть живого тела и тоже в некотором роде обладает чувствительностью.
Читать дальше