Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи

Видур гребня Хильды —

Так зовется конунг.

– Вижу я, что умом ты не хуже, чем видом. – Гухнильда снова улыбнулась. – Никем иным ты не можешь быть, кроме как Кнутом, сыном Горма и Тюры.

– Ты права. А ты не можешь быть никем иным, как Фрейей, Невестой Ванов.

– Ведь сегодня первый день весны. Вы призывали Фрейю и поднимали кубки в ее честь и в честь брата ее Фрейра – дивно ли, если она услышала и пришла разделить с вами радость этого дня?

– Тогда я прошу тебя сесть рядом со мной и разделить также угощение! – охотно предложил Кнут и указал ей место рядом с собой.

Изящно приподняв платье и дав ему краткий миг полюбоваться ее маленьким кожаным башмачком, Гунхильда прошла ближе и села на скамью.

– Угощенье богине! – крикнул Кнут, махнув рукой своим людям. – Что разинули варежки?

– Да уж мы сомневаемся, хороша ли эта еда для такой знатной гостьи? – пожал плечами один из его людей, Холдор, уже немолодой хёвдинг. – Ведь богиня привыкла у себя в небесных палатах питаться… – Он задумался, пытаясь вообразить небесные блюда, – молоком и медом, надо полагать?

– Никогда не поверю, что у такого удачливого вождя не найдется молока и меда, – улыбнулась Гунхильда.

– Да уж… вроде что-то здесь такое было, – согласился Холдор и сделал знак дренгам. – Ну, чего расселись, как на свадьбе, пошарьте там в кладовых!

Посуду из усадьбы королева Асфрид увезла, и Кнуту приходилось пользоваться собственной, взятой в поход. Поэтому перед Гунхильдой очутилась обычная деревянная миска с щербатым краем, но она поблагодарила с улыбкой, точно это было дорогое блюдо из Грикланда, расписанное блестящими яркими красками. Но ела и пила она немного, лишь чтобы выразить благосклонность нынешним хозяевам. Ведь не годится богине набрасываться на еду за чужим столом, будто нищей бродяжке. Кнут, не сводя глаз со своей соседки, предлагал то вина, то еще чего-нибудь из угощения.

– Ну, как там дела в небесных палатах? – расспрашивал Кнут. Видно было, что он на самом деле не знает, как отнестись к этой девушке, считать ли ее богиней, норной, валькирией? Собственным пьяным видением? – Все ли хорошо у Отца Богов? Может быть, ты принесла нам какое-нибудь его послание? Может быть, ты скажешь, велика ли будет моя удача в этом походе?

– Не могу тебя порадовать, Кнут конунг. – Гунхильда покачала головой. – Чтобы стяжать славу в военном походе и порадовать своей доблестью Отца Ратей, нужна одна малость…

– Какая? – Кнут чуть ли не подпрыгивал на скамье от нетерпения, и Гунхильда подумала, что душой он моложе своих лет. – Уж не думаешь ли ты, будто мне чего-то не хватает? У меня отличная дружина, посмотри-ка на них! – Он взмахнул рукой, и десятки людей на длинных скамьях, с напряженным любопытством следивших за этой беседой, ответили дружным ревом. Многие в воодушевлении вскочили с мест, стали бить по столу кулаками, чашами питейными рогами и рукоятями ножей. – Кто еще смог бы пойти с малой дружиной всю вражескую страну и захватить ее? Мы изгнали за море Олава Говоруна, и теперь захватим Хейдабьор, если захотим!

– Да! Захватим! – закричали некоторые, доказывая, что опасения хёвдингов вика имели основания. Но, как отметила Гунхильда, кричали не все.

– Почему же ты думаешь, что нам не будет удачи?

– Потому, Кнут конунг, что для удачи в военном походе нужно еще кое-что… – Гунхильда взглянула на него с лукавой улыбкой. – Для этого нужен враг, о доблестный, но недогадливый муж! А если ты явишься на место сражения, но не застанешь там врага, доблесть твоя пропадет даром, а иные, пожалуй, скажут, что противник оставил вас в дураках! И я пришла, чтобы спасти тебя от этой неудачи, ибо такой, как ты, отважный и знатный воин заслуживает лучшей участи, чем слава победителя трусливых рабов и беспомощных женщин!

Кнут несколько оторопел: раньше ему не приходило в голову взглянуть на дело с такой точки зрения.

– Но мы ведь разбили и изгнали его!

– Тем не менее, он ушел, сохранив свободу, оружие, стяг и часть дружины. Он еще может вернуться. Но чтобы захватить его владения, вам придется воевать с женщинами. А не боитесь ли вы, что люди скажут, будто вы, воюя с женщинами, и сами стали походить на женщин?

Это были довольно опасные слова – многие восприняли бы их как обиду, – но лицо и звонкий нежный голос Гунхильды выражали такую искреннюю заботу о чести ее собеседника, что он никак не мог на нее обидеться.

– Я особенно хотела бы предостеречь вас и потому решилась на этот долгий путь!