Елена Яворская - Госпожа

Счастлива рожденная среди Высших.

Счастлив отец такой замечательной дочери.

– Хозяйка! Госпожа! – с гордостью восклицал господин де Эльтран, глядя, как она, уверенной рукой направляя коня, едет мимо коленопреклоненных рабов, а следом бегут два огромных темно-серых пса, о которых – он как-то слыхал от управляющего – ходят среди слуг жуткие слухи, будто бы звери эти вымахали на человеческом мясе…

Счастлива рожденная среди Высших!

И вот настал день, когда отец решил: пришла пора вывезти Вириту за пределы родового гнезда. Заодно познакомить с родственниками, жившими в двух днях пути.

Заночевать решили в небольшом городке, показавшемся Вирите меньше Северного имения. Она снисходительно разглядывала серые домишки и лавчонки – такие жалкие по сравнению с серебристо-белым особняком де Эльтранов, разглядывала людей в серо-коричневых одеждах – не рабов, она почему-то сразу поняла, что не рабов, – и тем более жалких. Отец пояснил: Высшие гнушаются жить в городах, а вот ремесленники и торговцы селятся охотно.

– А если здесь нет господ, откуда же тогда столько управляющих? – удивленно спросила Вирита.

Господин де Эльтран посмотрел туда, куда указывала дочь.

– Ах, вот ты о чем! Это рынок рабов.

– Рынок рабов? – Вирита заинтересовалась.

– Ну да, место, где продают рабов. Наши управляющие тоже бывают здесь.

– А можно посмотреть? – несмело спросила Вирита, ожидая услышать привычное: «Недостойно госпожи…»

Но отец со вздохом согласился.

Продавали девочку одних лет с Виритой. Девочка зябко ежилась под пристальными взглядами; болезненный румянец проступал на ее желтовато-бледных щеках, когда покупатели беззастенчиво ее ощупывали. Вирита поморщилась: жалкое зрелище! Высшие гнушаются жить в городах – так сказал отец. Оно и понятно. Здесь все-все-все либо просто некрасиво, либо отвратительно.

На помост вытолкнули мальчика постарше. Он был совсем раздет, и на его теле, удивительно белом для раба, хорошо видны были багровые полосы от бича. На мгновение его взгляд встретился с взглядом Вириты, и она не поверила тому, что увидела – стыд и гнев.

– Продается раб двенадцати лет, приучен к несложной домашней работе. Нуждается в некотором исправлении…

Покупатели не торопились вступать в торг, Вирита ничуть не удивилась.

– Взгляните, почтеннейшие, как он красив! Он будет прекрасным украшением любой усадьбы! Два золотых – незначительная цена для такого редкостного экземпляра, не правда ли?

– Я еще не пропил остатки разума, чтобы тратить господские золотые на бесполезную покупку, – негромко, но внятно сказал один из управляющих.

– Подумайте, почтеннейшие! Нужно совсем немного усилий, чтобы исправить его нрав! Мальчишка сообразительный, его можно обучить любому делу… – почти рыдал распорядитель. – Взгляните же, господа!

Солидный мужчина в золотисто-зеленом костюме, наверняка управляющий богатых и щедрых господ, поднялся на помост, чтобы получше разглядеть диковинный товар. Но стоило покупателю взять мальчишку за плечи, как тот рванулся из его рук и, отскочив в сторону, принялся озираться. Неужели попытается сбежать? – Вирита приподнялась в экипаже.

Тоненько свистнула плеть – раз, другой, третий. На белой коже раба проступили свежие кровавые полосы.

Вирита де Эльтран, выпрямившись и даже приподнявшись на носочки, чтобы казаться выше ростом, сказала громко и повелительно:

– Довольно! Я покупаю этого раба.

И только потом, когда два золотых перекочевали из ее маленькой руки в огромную ладонь торговца, Вирита решилась посмотреть на отца – и улыбнулась: господин де Эльтран силился скрыть одобрение, но уж она-то хорошо его знала!

– Подойди ко мне, – приказала Вирита новому рабу. Он сделал шаг – и поглядел на Вириту настороженно, выжидающе.

– Ты будешь служить мне. Я Вирита де Эльтран, тебе ясно?

– Да, – едва слышно ответил он.

– Следует говорить «да, госпожа» и кланяться, – наставительно проговорила Вирита. – Ты понял?

– Да… госпожа, – сказано еще тише.

– Как тебя зовут?

– У меня нет имени, – а это – четко, чуть ли не с вызовом.

– Как это нет имени? – искренне изумилась Вирита, забывая о давно усвоенной краткости и снисходительной строгости, которых следует придерживаться в разговорах с рабами… если уж приходится с ними говорить. – Как тебя звали прежние господа?

– Первые – Ресом. А потом хозяйка, у которой я служил в доме, – Демоном. А потом никак не звали, – неохотно, как будто бы с трудом вспоминая слова, ответил новый раб.