Бет Фантаски: Химия чувств

Но, тем не менее, он тут, тогда как вообще больше никто не пришел меня поддержать.

Почему? Зачем он явился?

Увидев, что я его заметила, Тристен извлек руки из карманов, и я поняла, что никакого дискомфорта он не испытывает. Пока он шагал по направлению ко мне, у меня сложилось ощущение, что он просто спокойно ждал своей очереди. Ждал, когда настанет подходящее время, чтобы ко мне подойти.

Но время он выбрал то еще. Умереть не встать просто до чего вовремя.

— Все будет хорошо, — пообещал он, протягивая мне руку, словно понимал, что я внутри вся скукожилась и была на грани срыва.

Я подняла на него глаза, молча качая головой.

Нет, хорошо все не будет.

Не мог он мне такого обещать.

Никто не мог. Уж точно не какой-то школьник, даже если он такой высокий и одет как взрослый.

Я закачала головой с еще большим отчаянием, а на глазах выступили слезы,

— Поверь мне, — мягко добавил он, его британский акцент действительно успокаивал. Он еще крепче сжал мою руку, — Я знаю, о чем говорю.

Я тогда была не в курсе, что у Тристена большой опыт в этом вопросе. Тогда я просто позволила ему, почти совсем незнакомому парню, обнять себя и прижать к груди. Он гладил меня по волосам, и я вдруг разрыдалась. Я выплакала все, что накопилось с того самого момента, когда к нам в дверь постучал полицейский и сообщил, что моего отца, зверски убитого, нашли на стоянке около лаборатории, в которой он работал, и за все то время, пока мы готовились к похоронам. Мать моя совсем расклеилась, и мне пришлось взять на себя кучу недетских обязанностей: выбирать гроб и выписывать на имя владельца похоронного бюро чеки на огромные суммы. А теперь я вдруг зарылась под пальто Тристена и так крепко прижалась к нему, что у меня даже чуть очки не слетели, я рыдала в три ручья, у него, наверное, рубашка с галстуком промокли.

Выплакав все слезы, я отстранилась, поправила очки и вытерла глаза, мне было неловко. Но Тристена, похоже, такая демонстрация чувств не смутила.

— Со временем действительно становится получше, меньше болит, — уверял он и все повторяя; — Поверь мне, Джилл.

Тогда эта фраза казалась мне почти не значимой, но в ближайшие месяцы ей суждено было занять центральное место в моей жизни.

Поверь мне, Джилл…

— Увидимся в школе, — добавил Тристен, в очередной раз сжав мою руку. Потом он наклонился и поцеловал меня в щеку, жест этот показался мне весьма взрослым. Но он застал меня врасплох, я чуть пошатнулась: я-то не привыкла к такой близости с противоположным полом, и в итоге мы коснулись уголками губ.

— Извини, — пробормотала я, смутившись еще больше: я была зла на саму себя. Я раньше никогда не целовалась с парнями в губы ни при каких обстоятельствах, а уж в такой-то страшный день… Я, конечно, ничего не почувствовала, но все же… Просто в тот момент мне казалось неправильным хотя бы мысль допустить о чем-нибудь, кроме смерти. Неужели можно было задумываться о том, какой он, как от него пахнет, о том, что я почувствовала, расслабившись в объятиях человека, который сильнее меня? У меня отец УМЕР. — Прости, — снова пробормотала я, извиняясь, наверное, и перед отцом тоже.

— Все в порядке, — подбадривал меня Тристен, чуть заметно улыбаясь. Он первый осмелился улыбнуться мне с тех пор, как произошло это убийство. Что думать на этот счет, я тоже не знала. Когда мне снова начнут улыбаться? — Увидимся, ага? — сказал он, отпуская мою руку.

Я обхватила руками саму себя, хотя это была слабая замена объятиям Тристена:

— Конечно. До встречи. Спасибо, что пришел.

Тристен пошел прочь между могилами, а я провожала его взглядом. Он временами нагибался, стряхивая снег с надгробий — то ли читал надписи, то ли смотрел даты жизни. Он шел не спеша, словно кладбище было естественной для него средой. Знакомой территорией.

Тристен Хайд пришел… ко мне.

Почему?

Но больше времени размышлять над мотивами, которые привели моего одноклассника на эти похороны, у меня не было, потому что ко мне вдруг подошел распорядитель из похоронного бюро и сказал, что пришло время последнего прощания с отцом. А потом вереница черных машин должна была уехать, освободив пространство под чрезмерно ярким белым тентом, чтобы невидимый пока экскаватор успел выполнить свою задачу, поскольку предсказывали большой снегопад.

— Хорошо, — ответила я, нашла маму и подвела ее за руку к могиле, и мы склонили головы в последний раз.

Могилу отца закопали в день яркого контраста, в день черного на белом, и больше между такими крайностями мне не оказаться никогда. После того, как гроб отца забросали землей, моя жизнь стала потихоньку приобретать разные оттенки серого цвета, словно кто-то взял палку и смешал краски, которыми в тот день было окрашено кладбище, а потом вылил эту краску на мою жизнь.